В русских переводах Ирландских преданий уже сложилась традиция называть их «заезжими домами». Пусть так и будет.На первый взгляд предания Ирландии и саги Исландии несхожи абсолютно. Богатые поэтическими приёмами, полные волшебства и намёков, к которым ныне утеряны ключи, истории Зелёного острова отличаются как парча от клинка от скупого на детали, видящего в чудесном обыденное, повествования острова Ледяного. Непонятное для нас в ранних исландских текстах чаще связано не с избытком странных подробностей, но с лаконизмом рассказчика: зачем пояснять всем известное?
много слов, и один единственный фактИ тем не менее, влияния литературы и, в целом, культуры кельтской на исландскую не отрицает никто, хотя и ведутся споры о степени и конкретных путях проявления такого влияния. Собственно, и первооткрывателями острова по праву следует считать безвестных «папаров» (ед. ч. papi, мн. ч. papar) — монахов кельтской церкви, что предпочли уступить землю новым напористым поселенцам. Как пишет Дж.Байок в книге «Исландия эпохи викингов»:
Многие приплыли из викингских поселений и колоний, расположенных в кельтских землях — в Ирландии, Шотландии и на Гебридских островах. Первопоселенцы оттуда привезли с собой своих кельтских жен, помощников и рабов, так что многие колонисты были кельтами полностью или частично. В сагах часто встречаются кельтские имена, такие как Ньяль и Кормак (дисл. Njáll, Kormákr, дирл. Niall, совр. англ. Neal или Neil, дирл. Cormac).
(…)
…кельтов, которые играли в Исландии далеко не последнюю роль, достаточно взглянуть на такие топонимы кельтского происхождения, как Брианов ключ (дисл. Brjánslœ́kr) и Патриков фьорд (дисл. Patreksfjǫrðr).
(с)
Так что неудивительно, если кое-какие тёмные для нас места саг вдруг удается понять, обратившись к традиции кельтской.
В «Книге о занятии земли» есть два очень похожих рассказа: о Торе из Длинного Леса, супруге Асмунда, и о Гейррид, сестре Гейррёда.
О Торе (гл. 27):
Тора осталась жить в Усадьбе Торы. Она велела построить дом на перекрёстке дорог, у неё всегда был накрыт стол, а она сидела снаружи на стуле и приглашала гостей, и каждый мог есть, что хотел.
(с)
О Гейррид (гл.34)
Гейррёдом звали человека, который приплыл в Исландию вместе с Финнгейром, сыном Торстейна Лыжи, и Ульваром Бойцом. Они прибыли в Исландию из Халогаланда.
(…)
Весной Гейррёд отдал своей сестре усадьбу в Городищенской Долине, а Торольв уехал и участвовал в походах викингов. Гейррид никогда не скупилась на угощение для людей и велела построить себе дом на перекрёстке дорог. Она сидела на стуле и приглашала гостей внутрь, а дома всегда был накрыт стол.
(с)
Гостеприимство, несомненно, входило в число высокоценимых достоинств в Скандинавском ареале, и уважаемые люди, как правило, всегда были рады принять путника. Тем более в местах, где до соседа и хоть каких-то вестей порою было несколько дней пути. Но сделать гостеприимство достаточно обременительным смыслом жизни выглядит довольно странным. Конечно, можно подумать о двух богатых чудачках (кажется, именно такими они составителям «Книги» и запомнились), но если обратиться к истории Ирландии, можно найти интересную параллель в традиции так называемых «заезжих домов» и их хозяев. Дома такие называли bruiden, обычно держали их состоятельные землевладельцы (хотя хозяин Дома Да Дерга, например, именуется кузнецом…очень богатым кузнецом), чей дом располагался на пересечении дорог. Они должны были принимать путников, причём принимать со всей щедростью, выполняя практически любые пожелания (хотя, скорее всего, время пребывания гостя было всё же ограничено, а область прихотей сужена до еды и ночлега). Зато и «цена чести» (возмещение за причинённый ущерб как показатель авторитета и общественного положения) хозяев таких домов равнялась цене чести короля племени, что указывает на немалый почёт, которым пользовались они в Ирландии. Согласно преданию, традиция «заезжих домов» была установлена в Ирландии во времена второго заселения острова, «времена Партолона», то есть в некие прадавние-прадавние внеисторические годы.
Даже с поправкой на всю мифологичность (и олитературенность) ирландского «Разрушения Дома Да Дерга» видно, что хозяин его — человек не простой:
— Кто же это? — спросил Мак Кехт.
— Да Дерга из Лейнстера,— ответил король.— Приходил он ко мне за дарами, и не было ему отказа. Дал я ему сто коров из своих стад, да сто плащей из кожи. Дал я ему сотню жирных свиней. Дал я ему сто пар голубого оружия для боя. Дал я ему десять золотых заколок. Дал я ему десять добрых сосудов. Дал я ему десять рабов. Дал я ему десять мельниц. Дал я ему трижды девять псов с серебряными цепочками. Дал я ему сто коней. И впредь не будет ему отказа, коли придет он еще. Не могу и помыслить, чтоб недоволен он был, встретив под вечер нас.
— Когда я узнал его Дом,— сказал тут Мак Кехт,— была эта дорога границей его владений. Так она и идет, пока не упирается в сам Дом, ибо пересекает его насквозь. Семь входов в том Доме и семь покоев между ними, но всего лишь одна дверь там и приставляют ее к тому входу, откуда дует ветер.
(с)
Домов таких было немного, «Разрушение Дома Да Хока» говорит о шести в стране:
Тогда решили они остановиться в Доме Да Хока. И в ту пору был этот Дом одним из шести королевских Домов в Ирландии — Дом Да Хока на Слиаб Малонн. На скрещении четырех дорог стоял каждый из этих домов. Лишь один раз дозволялось там брать еду из котла, но всякому доставалось то, что ему было больше по вкусу. Каждый Дом был убежищем для людей с окровавленной рукой.
(прим. т.е. там нельзя было преследовать убийц, что характерно для священных мест. В ирландских повествованиях странноприимные дома часто играют именно символическую сакральную роль).
(с)
Что ж из проведённых аналогий следует? Можно говорить о заимствовании текстовом и литературном, считая, что составитель «Книги о занятии земли» знал, например, историю Дома Да Хока, с которой имеются и фактические совпадения («дом на перекрёстке дорог», «каждый мог есть, что хотел»). А можно — о заимствовании культурном, когда богатые первопоселенки действительно пробовали следовать престижному обычаю «более цивилизованных» соседей, так и не прижившемуся в условиях малонаселённой и не слишком изобильной страны. Где не было щедрых королей, а «цену чести» определяли не столько законы, сколько торг на тинге.
Вообще, тема кельтского влияния, как и попытка отделить такое влияние от изначально общих мотивов в мифах двух нечужих народов, крайне обширна. Валькирии и ирландские богини войны, вестницы смерти в сагах и ирландских преданиях, мотив котла изобилия, однорукость божеств, уступающих власть, образ отрубленной говорящей головы, ядовитый глаз Балора и хейти Одина Хельблинди (Helblindi, Смертельнослепой) и Балейг (Báleygr, С Глазом-костром (погребальным)), копьё Луга и Гунгнир…
Даже не заимствуя сути, люди переосмысливают и переносят в новое окружение выразительные образы — если находят в них что-то понятное и близкое…