Сложившийся на сегодняшний день цикл празднований, связанных с Зимним Солнцеворотом в Троте, обычно именуется временем Йоля — Jólatíð на исландском, в английском варианте Yuletide, или Священными ночами — на английском Wihnights, на немецком Weihnachten.
Время Йоля — период из тринадцати ночей, который чаще всего для верных начинается с ночи, предшествующей самой долгой в году либо с вечера (кануна) самой долгой ночи. Этот момент зовётся Ночью Матерей (или Матери), приходится при таком отсчёте он на вечер 20 или 21 декабря соответственно. Реконструированное её название на древнеисландском было бы Mœðra nótt (источники данного обычая, однако, англосаксонские, и сведений о чём-то похожем на острове нет). Это время домашнего праздника, ритуального перехода в новое состояние, состояние пограничного священного времени. В этот вечер символически прекращают все работы, кроме самых необходимых, дарят подарки близким, славят богинь-покровительниц домашнего очага и защитниц рода, и с ними и предков-хранительниц — дис.
За Ночью Матерей следует собственно самая долгая ночь и с ней момент Солнцеворота, праздник Йоля — Jól на исландском. Это время основных обрядов, знаменующих приход обновлённого Солнца, время обращения к богам и принесения самых священных клятв и обетов перед ними. Священными, сопричастными Силам, являются и последующие ночи, когда определяется течение всего приходящего года, и когда, может быть, можно что-то подправить. Или хотя бы узнать о том, что ждёт впереди, когда особо близки предки и грозный Иной Мир.
И, наконец, особо выделяется последняя ночь Йольского цикла, обычно именуемая на английском Двенадцатой ночью, а на исландском, более точно, Тринадцатой — Þrettándi. Это время новогоднего пира, предсказаний об уже сплетённом норнами, прощания с безвременьем. За Тринадцатой ночью следует «изгнание Йоля» с уборкой праздничного убранства и призывом ко всем иномирным существам возвращаться к себе домой. И, наконец, первый день Нового года или нового цикла знаменует следующий виток пути по годовому кругу.
Как уже сказано, Ночь Матерей может совмещаться с кануном Ночи перед Солнцеворотом, может быть отнесена к вечеру 19 декабря для совмещения Тринадцатой ночи со светским Новым Годом, иногда отмечается только момент возрождения Солнца — форма обрядов зависит от предпочтений празднующих.
Период, приуроченный к Зимнему Солнцевороту является одним из самых изученных специалистами и известных среди неспециалистов отрезков Годового Круга, и вряд ли о нём удастся рассказать что-то новое. Также едва ли получится хоть сколько-то полно охватить тему: декабрь-январь — один из самых красочных и богатых обрядностью промежутков года. Можно лишь попытаться выделить основные мотивы этого времени и указать общие черты обрядности разных ветвей Традиции.
Йоль (исл. Jól, англ. Yule).
читать дальшеНачать, наверное, следует с того, что точная историческая дата праздника нам всё же неизвестна. В частности, есть предположение, что праздник некогда приходился на период между 9 и 15 января (сегодня в Норвегии концом праздничного времени считается день Кнута —13 января). В «Саге о Хаконе Добром» сказано, что конунг Хакон (940-963 гг.), известный безуспешными попытками ввести в Норвегии новую веру, сделал законом:
…что йоль должен был начинаться в то же время, что и христианское рождество. Каждый должен был тогда варить пиво из меры зерна под страхом денежного взыскания и праздновать, пока хватает пива. А раньше йоль начинался в ночь на середину зимы (hökunótt) и продолжался три дня .
Согласно же словарю Клизби-Вигфуссона höku-nótt, ночь середины зимы, приходилась на христианское Богоявление (6.01 в католичестве) . Однако существует название месяца, приходившегося на период с последней трети ноября по последнюю треть декабря — ýlir, что как раз и означало б месяц, относящийся к Йолю и захватывающий астрономическое Солнцестояние. Ведь к середине IX в. астрономическое Солнцестояние приходилось примерно на 19 декабря из-за набежавшей разницы между юлианским календарём и солнечным годом . В дальнейшем для простоты праздник будет рассматриваться как привязанный именно к Зимнему Солнцестоянию и начинающийся с его кануна, вне зависимости от исторических флуктуаций.
Происхождение слова Jól не ясно, хотя, несомненно, восходит к глубокой древности. Родственная форма известна в готском языке, слово связано с хейти Одина Jólnir и с общим обозначением богов во множественном числе как Jólnar — Йольские. Среди версий о его этимологии есть и отсылка к имени Юлия Цезаря, и к еврейскому jalad — «порождающий», и связь с английским jolly и французским jolie — «весёлый», и с исландским названием стеблей дягиля hvannjóli. Также в толковых словарях де Фриса и Асгейра Магнуссона приводятся предположения, что слово могло бы происходить от корня, означающего «колесо», «время радости», «поворот года», «время жертвы», или, возможно, «слепое (тёмное) время».
Саги часто упоминают время Йоля, как говоря о событиях при язычестве, так и о событиях после обращения, древнее и общеевропейское время празднования было включёно церковью в новый контекст ещё на континенте . Можно лишь в очередной раз посетовать на присущую исландской литературе лаконичность и несклонность подробно описывать то, что и так всем на острове было известно. Вот несколько типичных упоминаний Йоля:
«Сага об Инглингах»:
В начале зимы надо было приносить жертвы богам за урожайный год, в середине зимы — за весеннее прорастание, а летом — за победу .
«Песнь о Хельги, сыне Хьёрварда»:
Ехал Хедин домой из леса в вечер под Йоль и встретил женщину-тролля. Она ехала на волке, и змеи были у нее удилами. Она предложила Хедину сопровождать его. «Нет!» — сказал он. Она сказала: «За это ты заплатишь, когда будешь пить обетную чашу!» Вечером стали давать обеты. Привели жертвенного вепря (sonargöltr). Люди возлагали на него руку и давали обеты, выпивая обетную чашу …
«Сага о конунге Хейдрике Мудром»:
Конунг Хейдрек приносил жертвы Фрейру. Кабана, что оказывался самым большим, он должен был отдавать Фрейру. Они считали его столь священным, что на его щетине должны были клясться во всех крупных делах, и этого кабана они должны были приносить как искупительную жертву (sónarblót). Вечером на йоль жертвенного кабана (sonargöltr) должны были приводить в палату к конунгу. Там люди клали руки ему на щетину и приносили клятвы .
(перевод Т.Ермолаева)
«Сага о Хервёр и Хейдрике»:
Раз в йольский вечер мужчины, как принято, давали обеты за кубком .
(перевод Т.Ермолаева)
Во втором и третьем отрывках речь идёт об особом жертвоприношении — sónarblót. Название происходит от древнегерманского корня són, связанного с понятиями примирения, возмещения, выкупа, расплаты или искупления. Примирение с богами в конце года ради грядущего урожая и благополучия, и вместе с тем — принятие на себя новых обязательств. И к обязательствам этим относились более чем серьёзно, конунга Хейдрека погубил, в итоге, именно отказ от выполнения обета. И давший скоропалительное обещание Хедин жалеет о нём, но и не мыслит забыть: слово в священную ночь сказано.
Время радости
Изначально время Йоля было временем пиров, на которые родичи и друзья ездили друг к другу, подданные отправлялись на праздник к предводителям, вожди — к именитым людям. Завершались пиры, как это было вообще принято на Севере, тем, что хозяева одаривали гостей. Интересно, что традиция пиров Йоля держалась в Исландии длительное время и после принятия христианства, причем даже епископы считали долгом давать Святочные пиры для священников и «своих людей» (впрочем, епископы острова весьма напоминали самовластных предводителей-хевдингов, которые просто ещё и мессы служили). Также со временем Святок связаны празднования Канунов (исл. Vökunætur, букв. Бессонные Ночи, Ночи Бдения, кануны основных религиозных праздников) с танцами, масками и играми. Однако с приходом протестантства традиция отмечать Йоль весело было запрещено. В норвежском постановлении 1687 г., также применяемом и в зависимой от Норвегии Исландии, говорилось:
Все необузданные и постыдные развлечения на Рождество и в другое время, и пирушки на Масленицу строжайше запрещены под страхом сурового наказания.
И только в последних десятилетиях XIX в. вышло некоторое послабление: во второй день Рождества, и в Новый год, карточные игры и танцы стали официально допустимы. Другой вопрос, насколько реально действенными были запреты на отрезанных друг от друга заледенелыми пустошами исландских хуторах.
Йоль, как величайший праздник года, был временем перемирия: сохранились выражения jólafriðr (Йольский мир) и jólagrið (Йольское перемирие). Хоть также известна и хвала скальда Торбьерна Хорнклови объединителю Норвегии Харальду Прекрасноволосому:
В походе (буквально – снаружи, вне дома) захочет Йоль пить (=праздновать), если будет один решать, полководец бесстрашный, и Фрейра игру (=битву) играть .
Впрочем, решения конунгов и представления о должном простого народа всегда были вещами немного разными.
Ещё одним важным моментом является то, что на Йоль прекращаются все работы. В Дании верили, что от Рождества до Нового Года нельзя двигать ничего круглого, соответственно, нельзя прясть и веять зерно. Повсеместно же предполагалось, что не должны крутиться никакие колёса — ни ручные жернова, ни мельницы, ни прялки, ни им подобное.
Последнее может как указывать на символизм Солнечного Колеса, так и быть связано с особым почитанием в это время богинь-Прях, древних Матерей. Согласно «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного (672 или 673 — 735 гг.) у англосаксов год начинался в ночь 24-25 декабря (автор ориентировался на христианское Рождество, возможно, речь шла о Солнцевороте), которую Беда называл Ночью Матери, и которая, видимо, была связана с дисами и матерями-хранительницами рода. Поскольку согласно большинству источников год на севере начинался с Зимних Ночей/Самайна, есть предположение, что Беда мог говорить о языческой адаптации «пришлого» Рождества. Правда, Н. Пенник, высказавший такое мнение, считал, что для германцев само Зимнее Солнцестояние являлось римским заимствованием. В 706 г. на Труллском соборе был издан церковный указ, запрещавший некоторые церемонии, устраиваемые истово верующими в честь разрешения от бремени Богоматери и признанные слишком грубыми. Также в честь «последа Божьей Матери» пекли круглые плоские лепёшки, называемые placentae и известные ещё со времён римских семейных праздников. А в Шотландии, в сельской глубинке, ещё в XIX ст. символически воспроизводили в рождественское утро «роды»: кто-то в семье вставал спозаранку и пёк «пирожки заботы», которые остальные члены семьи съедали, лёжа в постели. На континенте (где меньше следов кельтского влияния, вероятно) связь времени Йоля с Матерями выражалась скорее в запретах на прядение и почитании Перхты и близких к ней божеств, также возглавлявших и Дикую Охоту. Можно добавить, что фризские святочные пирожные ещё в XVIIIв. изображали прядущую рогатую женскую фигуру, в которой трудно не увидеть образ северной Фригг.
Время открытых Врат.
Йоль у всех германских народов был временем близости к Иному Миру, зачастую пугающему и опасному. Смерть Глама от мертвеца-драуга в «Саге о Греттире» произошла именно на Йоль. В «Саге о Людях с Песчаного Берега» Тородд со спутниками, утонувшие под Йоль, приходят домой на свою тризну, а затем, каждый вечер до окончания праздника возвращаются и садятся у очага (к ним присоединяется недавно умершие на том же хуторе Торир Деревянная Нога со спутниками). В итоге живые весь Йоль вынуждены разжигать отдельный огонь для незваных гостей, сами же сидели возле малого очага в другом помещении.
В средневековой Норвегии широко были распространены истории про «Мессу Мертвецов», когда в Рождественскую ночь мертвецы собираются на молитву в местных церквях и служит им давно умерший священник. Лишь заступничество кого-то из родичей или знакомых может спасти случайно попавшего на такую мессу смертного, ибо мёртвые постараются не отпустить незваного гостя живым.
Тролли тоже празднуют Йоль, и опасно крещеному выйти в такие ночи из дому (впрочем, и язычникам расслабляться не следует!). В это время на болотистых пустошах ведьмы и Сокрытый Народец, кто верхом на волке, кто на метле или совке, собираются на гулянку, потанцевать под камнями. Разошедшиеся скальные жители поднимают камни-крыши и танцуют уже в нашем мире. Особенно рискованно очутиться вне дома между первым криком петуха и рассветом. Рассказывают о священниках, что проезжали в рождественскую рань мимо горы троллей. Им навстречу вышла горная жительница и предложила отведать напитка в металлических сосудах. Священники угощение незаметно вылили, но несколько случайных капель прожгли шкуры лошадям. Также в это время особо велика вероятность получить от троллей напиток, стирающий память, и остаться навсегда под горой, будучи при том вполне довольным своей участью. Во всей Скандинавии есть множество рассказов о бандах троллей, которые вламывались в дома людей, чтобы отпраздновать свой собственный праздник, выгоняя хозяев прочь. Потому норвежцы, например, помещают над всеми дверями своих домов и амбаров кресты из соломы, рябины и других материалов, кидают сталь во все источники и колодцы, и кладут на подоконники и дверные косяки ножи лезвием вверх.
Однако с соседями можно жить и в мире: хорошо известен исландский обычай приглашения альвов в дом (исландское: bjóða álfum heima). Хозяйка дома должна была подмести везде, затем осветить все темные места в доме. Сделав это, она выходила и трижды обходила вокруг жилища, говоря: «Те, кто хочет прийти — приходите, те кто хочет остаться — останьтесь, и те кто хочет идти — идите, мне и моим не вредите» (Komi þeir sem koma vilja, veri þeir sem vera vilja, og fari þeir, sem fara vilja, mér og mínum að meinalausu).
Приходили на Йоль в свои семьи и предки рода, было распространено поверье, что умершие возвращаются проведать потомков в свой старый дом и проверяют, всё ли делается правильно, так что им требовалось угодить. В Борнхольме (Дания) было очень важно оставлять на ночь пищу на Йольском столе. Во многих домах в Норвегии кровати оставлялись для духов, а живые родичи ложились спать на йольской соломе на полу. В Швеции такая постель называлась братской, ведь в ней на полу и соломе спали вместе все домашние. При этом всю обувь следовало составить в одно место, чтобы в следующем году все в семье жили в ладу и гармонии. Не только умершие приглашались в дом, но и народ выходил к их местообитанию проводить обряды, им посвященные: практика совершения приношений на курганах продолжалась в Швеции ещё в ХХ столетии.
Дикая Охота или Неистовое Полчище появляется в разное время года, часто — весной и осенью, но самый общераспространенная пора для встречи с ней — именно Йоль. Оскорей (Oskorei, Oskoreia ) (устаревшее норвежские названия название Дикой Охоты) также называют Julereia или Juleskreia — Йольской скачкой. Представление о Дикой Охоте сформировалось довольно поздно, вероятно, уже после христианизации германских земель (а Исландии так и вовсе не достигло), но скачущие мертвецы под предводительством грозного Вода, Старика, Сигурда Свейна и Гуро Риссеровы («вторично мифологизированных» Сигурда и Гудрун эддических преданий), фрау Холле или того или иного Короля вполне органично вплетаются в древние традиции времени открытых путей в Потустороннее. Именно в это время и сверхъестественные преследования, и визиты всякого рода чудесных созданий являются самым обычным делом. Так что люди, телом или душой, вполне могли быть вовлечены в процессию мёртвых, и хорошо ещё, если вырывались из неё живыми.
Oskorei, Oskoreia — диалектное устаревшее слово, чей второй корень связан с понятием групповой поездки верхом, первый же по одной версии происходит от имени асов или Асгарда (Åsgårdsreien), по другой связан с упоминанием праздничного напитка — эля (øl skurd) и отсылки к карнавальным традициям праздничного времени. Имеются также и другие толкования.
Земным отражением Дикой Охоты, и возможным её прообразом, когда смысл обрядности стал уже забываться, были ряженые: группы живых молодых людей, которые путешествовали в Сочельник верхом, пили пиво и взнимали «дань» с соседей, порою ведя себя достаточно буйно. Т.е. примерно так, как скачущие мертвецы в быличках, вернее, в более мягких из них. Как умершие приносят силу и плодородие полям и добрую удачу на следующий год, так же это делают и люди, воплощающие в ритуале хтонические силы. И одновременно их присутствие служит оберегом от недоброго, уже не в шутку, визита, с Той стороны: место занято. Часть ряженых воплощала просто безымянных духов, часть в весёлом зеркале карнавала отражала повседневность или перевоплощалась в образы, заимствованные из мифологии новой веры. И часть носила имена, пришедшие из глубины веков. Среди персонализированных образов ряженых наиболее, пожалуй, тесно связаны с языческим прошлым фигуры Йольского Козла, Грилы (в её островном воплощении), Йольских Парней, сходного с Грилой и Йольским Козлом дьяволообразного (или козлоподобного — как посмотреть) Крампуса и, разумеется, в первую очередь — Перхт.
Перхты-Perchten — ряженые в масках из Верхней (Южной) Германии. Известно имя Перхты или Берты южным немцам, австрийцам, швейцарцам, а также чехам и словенцам, тесно контактировавшим с германскими народами. Она является, наряду с фрау Хольдой, одной из древних Матерей, континентальным аналогом северной Фригг. Она — мудрая пряха, ведущая, как и Вод-Один, кавалькаду душ. Однако иногда её свиту составляют и маленькие дети; она также по легендам может красть детей. Она следит за поведением женщин: наказывает тех, кто не закончил прясть к определенному часу ночи, или тех, кто прядет в запретный для этого день, но может помочь усердной труженице. Перхту связывали с Двенадцатой Ночью, когда она навещала дома людей, оставляя подарки послушным детям или наказывая непослушных (вплоть до разрезания детских животов и набивания их соломой — уж если пугать озорников, так пугать!). Видели Перхту, как и Хольду (она же фрау Холле) и во главе Дикой Охоты. Воплощением одаривающей и наказывающей ипостаси Перхты были соответственно прекрасные и уродливые ряженые-Perchten. Первые часто походили на добрых женщин средних лет или аккуратных бабушек, отличались светлыми кудрями и носили обычно белые или светлые одежды, вторые были уродливыми старухами или носили маски зверей и чудищ. Красивые часто раздавали подарки, в то время как безобразные бегали и скакали в неистовстве. Чем выше ряженые-Перхты могли прыгнуть и чем более дико они кричали и носились вокруг, тем большее благо они приносили местам, куда являлись.
Йольский Козёл (Julebukk и т.д.) изображался обычно ряженым или просто козлиной головой на палке, которую носил из дома в дом парень в мохнатой накидке, всячески дурачась. Его приход мог означать добрую или дурную удачу, но во многих общинах его встречали с пением и танцами. Тем не менее, Йольский Козёл был фигурой скорее устрашающей, чем забавной, одна быличка в Дании рассказывает о девушке, которая осмелилась танцевать с ним в амбаре в полночь, когда он ожил и стал бить её палкой, пока она не умерла. В Норвегии и Швеции Йольский Козёл тоже кажется полностью сверхъестественным существом, лишенный костей и крови, с волосами, достаточно длинными, что бы спрятать ноги. В прежние дни он обитал в кухонном подполе и должен был получать на Йоль пиво, шнапс (водку) и кашу, чем его удерживали от разрушений в доме. В Сондморе (Норвегия) его называют Могильным (или Курганным) Козлом и, считалось, что он обитает в могильных курганах. В Швеции во внезапных недомоганиях во время Йоля обвиняют именно этого козла. Также иногда в континентальной Скандинавии говорят, что «Новогодний козёл» заберёт того, у кого не будет новой одежды в это время. Собственно, последнее в Исландии говорят про чёрного Йольского Кота, спутника великанши Грилы и её сыновей. Поскольку во время Йоля строжайше запрещалось прясть, а овечья шерсть должна была быть обработана до праздничных ярмарок, да ещё и следовало закончить подарки домашним из той же шерсти, источник страшилки легко прочитывается. Связан был, однако, как и все ряженые, Йольский Козёл и с плодородием и доброй удачей, недаром его фигурки делали из соломы и украшали ими дома. Сегодня именно такие плетёные фигурки, от миниатюрных на ёлках до гигантских на площадях, являются одной из визитных карточек декабря в Северной Европе. И, разумеется, нельзя не вспомнить об общей роли козы как животного, повсеместно символизирующего плодовитость и плодородие, равно как и о священных воскресающих козлах Тора, наконец.
Если Йольский Козёл был персонажем северным, то в альпийском регионе его роль брал на себя Крампус (или толпа их), демоническое существо, рогатое и косматое. Традиционно мужчины облачались в костюм Крампуса в первую неделю декабря, день 5 декабря так и зовётся Днём Крампуса, в противовес следующему дню, звавшемуся Днём св. Николая (с которым Крампус делил обязанности по воспитанию детей подобно злым и добрым Пертам, причём, естественно, розги носил Крампус). Считается, что корни образа Крампуса, несмотря на его современную назидательную роль и сотрудничество с христианским персонажем, лежат в германских языческих верованиях. Слово Krampus (иногда Grampus) происходит от древневерхненемецкого Krampen со значением «коготь» либо, по другой версии, от баварского слова Krampn, «нечто мёртвое, высохшее». Может Крампус, особенно в маленьких деревнях, расхаживать и в компании других звероподобных рогатых существ, но без Николая. В разных регионах Крампус носил много имен, где-то он звался Диким Клаусом и т.д.
Грила (Grýla) — страшная старуха Исландии, что приходит к непослушным детям, забирает их в мешок и ест в своей пещере. Она часто имеет пятнадцать хвостов, и на каждом из них — пойманные дети. Имя-название grýla известно из северных источников начиная с XIIIв., и обозначало оно тролльшу или просто некое чудище. Известна подобная фигура и в анклавах, некогда основанных скандинавскими поселенцами. Как пишет Терри Ганнел, на Фарерских островах ряженые именовались lengeføsta (langaføsta, langefaste, названия родственны langafasta — «пост») — или grujla. Ряженые по некоторым сведениям появлялись в деревянных масках, шкурах, с прицепленным хвостом, и с сумой, причём изображал всегда grujla один и тот же человек. Известно и представление жителей Фарерских островов о сверхъестественное существе-гриле, которое обладает телом овцы, но ходит на двух ногах, как человек. Имеется также во многом аналогичный персонаж на Шетландских островах, где ряженых зовут skekler и grølek (grülik, grillock и т.д.). Появление ряженых-грил, и на Шетландских, и на Фарерских островах, связанно с сезонной обрядностью в христианизированной форме, они приходят 14 октября в Зимнее Воскресенье, в День Всех Святых, на Рождество-Йоль, на Масленицу. Хотя непосредственных свидетельств о ряженых-Грилах в Исландии не сохранилось, при обличении «греховных» танцев-игрищ викиваки (vikivaki, исландский народный танец) в середине XVII века Торстейн Пеутурссон (Þorsteinn Pétursson) употреблял выражения Grýlu andlit (лицо Грилы), Grýlu maður (муж Грилы) и Grýlumynder (изображение Грилы). Терри Ганнел указывает, что фигуры с рогами, одетые в звериные шкуры играли центральную роль в языческой скандинавской обрядности (о чем есть свидетельства в захоронении в Осеберге, известны также две полноразмерные звериных маски, датируемые X веком и найденные в гавани Хедебю). Традиции ряженых, несомненно, относятся к древнейшему пласту народной ритуальной драмы, тому что обеспечивал связь миров и процветание мира людского на весь следующий год…
К комплексу представлений об опасных гостях Йоля в Исландии относится и визит тринадцати (или много больше) Йольских Парней или Рождественников (Jólasveinarnir), в более позднее время рассматриваемых как дети Грилы. Ещё в 1746г. в рамках борьбы с недостаточно благочестивыми народными традициями было издано постановление:
Глупый обычай, который практикуется кое-где в стране пугать детей Йольскими Парнями или привидениями, должен быть упразднен.
Собственно, сегодня Йольские Парни не столько персонажи карнавала, сколько фольклора, наряду с троллями и альвами. В наши дни они просто озорничают, приходя к людям на 13 дней каждый, начиная с 12 декабря (каждый следующий брат является в гости на день позже), крадут продукты, хлопают дверьми или доят коров. Также они оставляют нынче послушным детям подарки в выставленном на подоконник башмаке, а непослушным — кусок угля или картофелину (хоть и трудно поверить, что хоть кому-то выпало последнее). Известны Йольские Парни-Jolasveinar и Норвегии, где считается, что зерно будет расти так высоко, как они сумеют подпрыгнуть над землёй.
Жертва за урожай
Это вновь возвращает нас к древнейшей и важнейшей связи времени Йоля и плодородия, скупо упомянутой в «Саге об Инглингах» как принесение «жертвы....за весеннее прорастание». В Норвегии, Швабии и на крайнем юге Германии бытовал обычай выставлять в это время связки колосьев «для птиц», иногда они крепились на вершинах фруктовых деревьев. Большое значение, как и у славян, придавалось Йольской соломе, которую в том или ином виде держали в доме на праздник. Символическая связь её с яслями Христа, вероятно вторична, ибо подобные ей по функциям первый и последний сноп или соломенные куколки (в том числе и Йольские плетенные козлики) с христианской символикой не связаны (и название украинского «дідуха», сложно-перевитого трёх- или более -ногого снопа, который ставится дома на Рождество, тоже говорит о связи с предками, а не Вифлиемом). Йольскую солому относили на поле, чтобы получить обильный урожай. Её, как и хлеб Йоля, сберегали и давали весной лошадям и другому домашнему скоту, чтобы тот не болел и не разбегался с пастбищ, коровы благодаря ей должны были давать отличное молоко. Если выстлать йольской соломой гнёзда домашней птицы, то к ним не посмеют подобраться куницы и не коснётся чужое колдовство.
Заботились и о плодородии фруктовые деревьев. В Англии в Кархамптоне и других селениях Западной Стороны в Старую Двенадцатую Ночь (на 17 января) селяне собирались в круг вокруг большой яблони в выбранном саду. Кусочки тостов, пропитанные сидром, вывешивались на ветвях для малиновок, которые воплощали добрых духов дерева. Глава пирующих произносил заклинание и стрелял из ружья по веткам, что бы отпугнуть недобрые силы. Затем дереву произносили здравицу, сидром и песнями заклиная приносить побольше плодов. В Дании народ выходил на улицу и тряс фруктовые деревья, затем обвязывал соломенные ленты или венки вокруг их стволов: таким образом люди гарантировали хороший урожай на будущее лето. Шведы разбрасывали крошки и остатки от Йольского угощения вокруг своих плодовых деревьев.
С чаемым плодородием (и в неразрывно — с угощением предков и, разумеется, c пирами Йоля) связана обрядовая кухня праздника. На Йоль пеклись специальные булочки: традиционные формы включают кабанов, солнечные колёса и переплетённых змей – все они использовались в XVII столетии и, вероятно, источником их было ещё языческое время. В Швеции праздничный стол украшался двумя «Йольскими Горками», одна ставился для мужа и одна для жены. Большой сыр укладывался снизу, затем две «Йольские булочки» неравной величины, сверху пирамида увенчивалась короной из пшеничного теста, на которой сидел «голубь мира» на яйце со стеблем ячменя в клюве – символ того, что у крестьянина должен быть изобильный год. Стол украшался по краю ветвями деревьев с подвешенными кренделями и нанизанными на концы яблоками. Прочие домашние тоже получали свои «горки», хотя и не столь впечатляющие как у хозяина и хозяйки. С третьего вечера Святок до их третьего дня, в День Нового Года и Двенадцатую Ночь «Йольским Горкам» полагалось лежать на большом столе и обретать особую силу во время празднования. Именно так Йольский хлеб получал способность исцелять болезнь. В Халланде (Швеции) julgalt или Йольский/Святочный кабан, выпечка в виде кабана, клался на вершине «Горки» c установленным на нём яблоком, другой традиционной короной была кольцеобразная выпечка с тремя красивыми красными яблочками. Здесь можно вспомнить и о древнем вепре жертвоприношений, и о гарантии силою священных ночей грядущего благополучия дома. В Швеции Йольский кабан был особенно важен: часто это был большой ржаной или пшеничный хлеб в форме хряка, до полутора футов длиной, весь целиком с глазами, ноздрями и щетиной. Он делался днём в первый день Святок, мать семейства вырезала на нём Солнечное Колесо и водружала перед местом хозяина, накрыв белой тканью. Ели его в день Нового Года или день трех Волхвов (католическое Богоявление, 6 января) , но одна часть должна была быть отложена и потом разделена между тягловыми быками в первый день весенних работ, другая же сохранена до следующего Йоля. Ещё одним напоминанием о жертвенном вепре, sónargöltr, на котором приносились клятвы в языческие времена, был обычай Вастерготланда (юг Швеции): свиная кожа натягивалась на кусок дерева, муж должен был класть руку на неё и клясться быть хорошим отцом и добрым мужем, затем подобные обещания давали жена и слуги.
Самое магическое время, когда определялась судьба на год вперёд, не могло не быть временем попыток судьбу узнать. Девушки лили в воду свинец или яйцо, чтобы выяснить ремесло суженого; если заглянуть под Рождество в комнату, где собрались люди за праздничным столом, то тот, кого увидишь без головы, умрёт в течении года и т.д. и т.п.
Огонь и ветви.
Одним из важных элементов праздника являются обычаи, связанные с огнём и растительностью. В Скандинавии центром праздника Йоля (особенно до того, как был принят немецкий обычай ставить дерево, достигший региона только в XIX в.) был венок Йоля, многие семьи владели железными венками с креплениями для свечей, являвшимися фамильными драгоценностями, и оплетали их ветвями вечнозелёных деревьев. Круглый венок мог мыслиться как изображение годового круга и, возможно, со свечами, зажженными по окружности – как солнечное колесо. Кроме железных венков делали и венки из сосновых веток и/или соломы. В Исландию этот обычай проник поздно, уже после Второй Мировой войны, однако прижился и стал общераспространённым наряду с ёлкой.
Считается, что Йольское дерево было изначально обычаем южно-немецким, правда П. Кампанелли пишет в своей книге «Возвращение языческих традиций», что первое письменное упоминание об украшении ёлки было сделано в Латвии, в городе Риге, в 1510 году. В любом случае, этот, теперь повсеместный, обычай, несомненно, имеет языческие корни, ещё римляне вносили в дом на зимнее солнцестояние вечнозеленые деревья и их украшали. Можно добавить, что Кристофер Арнольд, писавший в 1674 г., упоминает веру лапландцев в «духов и не добрых и не злых», которые особенно пребывают в воздухе в период рождения Христа и называются juhlafolker (Йольский народ) , и название это весьма напоминает древнесеверное jólnar, являющееся одним из обозначений богов. Он также описывает саамские жертвоприношения: в небольшие берестяные кораблики, оснащенные парусом и рулём, складывается часть еды с праздничного стола, сдобренная жирной подливой. Такие кораблики развешиваются на деревьях перед домом, для угощения бродящих вокруг juhlafolker.. Это вполне может быть заимствованием из северных обычаев, и одновременно указанием на предполагаемую роль живого дерева в обрядах. Обычай развешивать на ёлках символы изобилия — орехи, конфеты и пряники или их символические изображения может быть связан в своих истоках как раз с чем-то подобным.
Ещё одним весьма значимым моментом праздника является Йольское полено. Известно, что в раннее Средневековье в сочельник зажигали большие костры, вокруг которых собиралась вся община. Позднее, в Средние века, разжигание костров было заменено сжиганием рождественского полена в домашнем очаге. Как правило, оно было дубовым, но могло быть и ясеневым, и буковым. Вырубание и внесение его в дом производилось с большим пиететом, поджигал его в очаге глава семьи, и оно постепенно прогорало. В Хайланде такой обрубок дуба грубо обтёсывали для придания ему антропоморфной формы и называли «рождественской старухой» (Yule Old wife). Гореть это полено должно было всю священную ночь. Иногда в огонь подливали немного бренди или вина, бросали крошки хлеба и монетки. Потом такие монетки отдавали детям на счастье. Пепел и головешку Йольского полена хранили и до следующего праздника, а когда прогорало новое полено, пепел старого разбрасывали по полю в течение 12 дней, чтобы обеспечить урожай. В Германии обуглившееся полено тоже хранили и в случае грозы клали обратно в очаг — считалось, что в дом, в очаге которого оно горит, не ударит молния. Считалось также, что головня от такого полена предохраняет дом от грозы, нечисти и ведьм, может лечить болезни у людей и скота, обеспечивать урожай. В Англии было принято зажигать новое полено от остатков головни старого.
Возможно, некоторую связь с Йольским поленом-«старухой» и древнейшими, и уже забытыми обычаями жертвоприношений имеет и шотландский обычай «сжигания ведьмы». Члены клана, выстроившись в боевом порядке и под предводительством волынщиков, отправлялись к заранее приготовленному костру. Позади колонны везли в тачке чучело, изображавшее старую женщину или ведьму, тележку с которой и опрокидывали в костёр.
Также к огненным обычаям Йоля можно отнести, кроме венка со свечами и Йольского полена, приводимый Гриммом рассказ о Франконии (юг Германии), где поднимали на вершину фургонное колесо, обмотанного соломой, которое зажигали вечером и скатывали вниз так, что оно выглядело похожим на Солнце, спускающееся с неба. Кажется, однако, что большинство германских обычаев огненных колёс связанно не с Зимним Солнцеворотом, а с Летним.
Конец Йоля.
Когда время Йоля заканчивалось, было принято «изгонять Йоль». Если какое-то пиво ещё оставалось в бочонке, его следовало выпить как «глоточек на сон». Йоль мог выпроваживаться колокольным звоном или хлестанием березовыми прутьями. Это служило знаком окончания священных ночей и возвращением к обычной жизни, это также прогоняло любых троллей и привидения, которые могли б захотеть остаться после того, как прошло их время.
Коляда/Святки.
читать дальше Обрядность славянская для времени середины зимы по форме весьма мало отличается от северо-западной. Однако тут интересующимся доступно гораздо больше фактического материала, исследований, позволяющих делать выводы о происхождении и глубинном смысле тех или иных действий, и, наконец, живого непосредственного опыта, своего и предков.
Не ставится под сомнение изначальная связь обрядности Святок с культом предков. Славяне, кроме отдельных мест соприкосновения с германской и кельтской культурой, не знали Дикой Охоты, чей образ, вероятно, окончательно сформировался в начале второго тысячелетия. Но, как и на западе в праздничные дни близости к Солнцевороту привечали умерших родичей. Ритуальные блюда праздника — блины, кутья (жидкая каша из вареной пшеницы или ячменя с мёдом и маком) и овсяной кисель относятся именно к поминальной пище. Белорусы приглашали на рождественскую кутью покойных дедов, на Украине во многих местах после Рождественского ужина оставляли на всю ночь ложку в кутье, стоящей на столе, ожидая прихода умерших родственников (как и на Осенние Деды). Во многих областях с целью «согреть родителей» (т.е. умерших родственников) на Рождество разжигали особый высокий костёр из соломы. При этом в одних местах домашние стояли перед костром в глубоком молчании и сосредоточенном молитвенном настроении, в других, наоборот, кружились около костров, как в хороводе на Радуницу. При этом вновь мы видим неразрывную связь между миром предков и даруемым ими процветанием и плодородием: 24 декабря на дворах зажигали огни, полагая, что усопшие родители приходят обогреваться, и что от этого огня пшеница народится ярая.
Вообще, надо сказать, Рождественский ужин повсеместно проходил в подчёркнуто-строгом и сосредоточенно-молитвенном настроении, тогда как после него начинались гуляния и забавы. Здесь, быть может, можно провести аналогию с домашним, личным характером Ночи Матерей на Севере.
Не были на Святки забыты и соседи: украинцы и белорусы приглашали на кутью мороз, для чего стучали в стену, открывали окно и приговаривали: «Мороз! Мороз! Иди кутью есть, а если не хочешь, то уже не ходи совсем!» (или — «если не хочешь, то не иди и на жито-пшеницу, и на пашню, а иди на моря, леса и крутые горы»). Примерно так же заклинали и волков, чтоб те не причиняли вреда скотине. На Крещенье (6 января по старому стилю, т.е. 19 января по стилю новому) в южных областях России ставили в хлев блины для домового.
В священное и переломное время, как и у германских народов, у славян много внимания уделялось домашней магии: магии плодородия и процветания на весь следующий год и магии защиты от злых сил, от недоброжелателей и несчастий.
Северорусские хозяйки на Святки пекли из теста так называемые козульки (другие названия — истуканы, болваны, коровки), т.е. фигурки животных и птиц. Одни исследователи видят в этом новогоднем печенье символическую замену древнего жертвоприношения (что напоминает скандинавскую замену живого Йольского кабана выпечкой), другие — символического изображение будущего приплода: в Олонецкой губернии такую выпечку прикрепляли над воротами скотного двора, чтобы скот плодился и не терялся в лесу. Собственно, одно другому не мешает. Интересно, что имелась и некая аналогия йольского борова — «кесаретский» поросёнок для ритуального новогоднего ужина (название происходит от имени христианского святого Василия Кесарийского). Перед ужином на стол насыпали зёрна ржи, гречихи, овса и т.д. в виде креста в круге. Затем стол покрывался скатертью и семья садилась ужинать. Поев горячее, все вставали, старший в доме брал блюдо с вареным поросёнком или свининой, три раза поднимал его вверх к иконе, потом ставил на то место, где под скатертью насыпано зерно и все начинали молится Василию Великому, чтобы «свиньи водились и усякая скотина». Проделывалось это всё трижды, после чего семья садилась продолжать прерванный ужин. Пока разрезали и ели «кесаретскага», кто-нибудь из маленьких детей мог сидеть под столом и хрюкать, а ему подавали под стол кусочки мяса.
Южнорусские крестьяне на Крещенье совершали обход с топорами вокруг скота и перебрасывали топор через стадо. На Украине хозяйки изображали куриное кудахтанье на вносимой в дом на Рождество соломе — чтобы куры кудахтали и выводили цыплят (полный аналог с ролью соломы на западе). Хозяин шёл в хлев и благословлял хлебом каждое животное, чтоб то зверя не боялось, грома не пугалось, чтоб его миновали черные напасти (после этого мёдом рисовался крест между глаз каждой коровы, а в корыто наливалось немного от каждого блюда рождественского ужина, смешивалось с зерном, мёдом и хлебом, солилось и скармливалось скоту). Белорусы в сочельник перед ужином разбрасывали по дому вареный горох, «чтобы овцы плодились». Чтобы лошади не заблудились в лесу, связывали верёвками ножки столов и скамеек. На Крещенье белорусы бросали в печь кусок железа и оставляли там на весь год, чтобы волки не трогали стадо.
На Украине перед Святочным ужином-«Святой вечерею» хозяйка завязывала узлы на верёвке, приговаривая: «как завязаны узлы, так будут завязаны рты моих врагов». Так же с защитной целью под скатертью по углам стола закладывали чеснок (обычай жив, кстати, и сейчас). Так же было принято класть под скатерть на Cочельник солому или насыпать её горкой на одной стороне стола (ещё раз вспомним о Йольской соломе), сейчас святочную солому обычно ставят в виде сложноплетённого «дiдуха» (деда), благо создание их нынче не зависит от кривых городских рук. В Белоруссии под скатерть закладывали солому и деньги, и они оставались там до Щедреца (14 января, когда поются щедровки), чтобы в следующем году и то, и другое не переводилось.
Колядовали в первые три дня праздника, когда никто не работал и буйное веселье этих дней контрастировало со строгим началом Святочного ужина, где-то начинали сразу после ужина, где-то после утренней церковной службы, где-то и вовсе на третий день. Слово «Коляда» исследователи связывают с «календами» (римское название первых дней каждого месяца). Д. Зеленин относит всю обрядность с ряжеными-колядниками, в частности с персонажем-Козой, к заимствованной и восходящей к римским сатурналиям (изначально, до реформ календаря приходившимся на Солнцеворот). Однако, даже и в этом случае ряженые остаются символическими земными заместителями хтонических сил, явившихся к людям. Недаром их приход и пляски, как правило, сопровождались шумом, выкриками, ударами по металлическим предметам, прыжками и верчением и т.д. Характерно одно из названий этого времени — «погани дни». Тут и отсылка к язычеству (на украинском — поганству), и с древним представлением о том, что ко времени Зимнего Солнцеворота злые духи приобретают особую силу. Так и для старого рождественского ряжения были характерны образы чертей, привидений, кикимор и т.п. Причем такой персонаж, как «черт» имел навязанные на голове «кудели», был хохлатым и косматым, с вычерненным лицом, но без такого обязательного христианского атрибута, как рога (напоминая тем лешего, кикимору и т.д.). Изображавшие «шишимор» (кикимор) наряжались старухами в рваной одежде и лохмотьях, кокошник на голове мог заменить горшок, накрытый тряпицею. У ветлужских старообрядцев «шишиморы», одетые в шоболки (рваную одежду) и с длинной заострённой палкой, садились на полати, свесив ноги с бруса, и в такой позе пряли. Прялку (копыл) они ставили между ног, пряжу наверчивали на свою длинную палку. Девушки смеялись и дразнили шишимору, хватали за ноги, а та била их палкой. Важными элементами ряжения были связанные с миром мёртвых и культом предков. Среди святочных персонажей известен «умрун» («умран»), чью роль играли и парни, и женатые мужики (т.е. обычай был не до конца редуцирован до игр) и чьи лапти были перевязаны так, как это было принято делать умершим. В избу для посиделок иногда врывалась целая артель таких «покойников», внося долю фарсового, ритуального страха в пограничное время праздника. Они хлестали по спине свитыми жгутами парней и девушек из чужих деревень, доставалось и своим девицам. В другом варианте таких игр обёрнутого в саван ряженого «покойником» вносили в избу (причем туловище изображали сразу четверо или шестеро парней, один из которых запрокидывал голову вниз, изображая лицо «умруна». Актёра на последнюю роль выбирали по жребию, что могло быть пережитком глубокой древности). Вошедшие в избу обращались к хозяевам с вопросом: «На вашей могиле какого-то покойника нашли, не вашего ли прадедка?». Среди описаний старинных обычаев в Вологодской губернии есть и такой: на Святки иногда во время молодёжных игр вынимали из гроба случившегося в это время покойника (настоящего), «ущемляли в его зубах лучины и ставили его в угол светить». Последнее относится отчасти к теме похоронной обрядности и отношения к смерти (возможно — к теме «проводов на тот свет»), но именно на Святки грань между живыми и мёртвыми особо тонка.
Разумеется, перечисленными персонажами ряжение не исчерпывалось: рядились в медведя, быка, коня, цыгана или цыганку с ребёнком, солдата, нищего. Основным действием колядников собственно было исполнение песен-колядок, посвященных Рождеству. Кроме основных религиозных мотивов Рождества или библейской, известны колядки с земледельческими мотивами («Мы не сами идём, мы козу ведём. Где коза ходит, там жито родит»), мотивы охотничьи («Чей спіймаєте дивноє зверя, дивноє зверя, тура-оленя. Як спіймаєте, відразу вб'єте, відразу вб'єте, роги зшибете, роги зшибете, шубу здоймете»), военные («Та відтіль виступає великоє військо, а попереду пан Івашко йде, Івашко йде, коника веде»), свадебные (призванные напророчить счастливую свадьбу в доме, где колядуют), сказочно-мифологические (например, Солнце, Месяц и Дождь хвалятся в гостях у хозяина дома своей силою или герой обретает зверей-помощников после согласия не стрелять в них на охоте). Разыгрывались колядниками и бытовые сценки: рекрутский набор, венчание, ярмарку, рыбалку, «водили» козу или коня, требуя съестного им на прокорм. Повсеместно было принято и принято сейчас щедро одаривать исполнителей, раньше продуктами, нынче чаще деньгами и конфетами.
Не стоит думать, что общинные посиделки с явно нехристианской направленностью беспокоили только суровых протестантов. Например, указ Киевской духовной консистории 1719 г. гласил:
...дабы везде в городах, местечках и сёлах малороссийских поперестали богомерзских молодых людей зборища на вкулачки, Богу и человеком ненавистные гуляния, прозываемия вечурницы, на которые многие люде молодие и неповстягливие от родителей своих мужеска и женска полу дети по ночам купами собираючися, неисповедимия безчиния и мерзкия беззакония творять, справуючи себе игри, танцы и всякие пиятихи скверная в воздух оскверняючая песней восклицания и козлогласования, откуду походят галаси, зачепки до сваров и заводов, почему наибардзей последуют и забойства...
Также на Украине и юге России хорошо известно, живо и распространено и по сей день пор пение щедровок (щедрівок) и сеяние: дети ходят по домам и «посевают» с песнями смесь разных зёрен, раньше — на урожай, а теперь на достаток и благополучие в доме. Щедровки, в отличие от колядок с их выраженной христианской тематикой, приурочены не к Рождеству, а к Новому Году, точнее к дням св. Мелании, в народном произношении Маланки 13 января (31 декабря старого стиля) и св. Василия 14 января (1 января старого стиля). Основная тематика их связана с достатком и грядущим изобилием в доме и плодородием в поле, что, как и само сеяние, восходит к дохристианским временам. Подобно колядникам, щедрующих, как правило, щедро же одаряют хозяева: дар за дар, скупость же обернётся скудостью.
К традициям этого времени у южных славян (словенов, сербов, хорватов, болгар) относится обычай, позволяющий глубже понять и нагляднее представить западноевропейские традиции, связанные с Йольским поленом. Это сложный комплекс ритуалов с «бадняком» (словенские и сербохорватские наименования его — glava, hreb). У хорватов на островах Адриатики за несколько дней до Рождества дети и молодёжь начинали собирать топливо на костровище по селу и в лесу, причём у хозяев, которые ничего не дали, дрова или рухлядь утаскивали самовольно. Всё это складывалось возле церкви, и в Сочельник с наступлением полуночи зажигался костёр, поддерживавшийся до Крещения, у которого собиралась вся община, старики за разговором и вином, молодёжь за играми и песнями. При этом костёр этот, как и домашнее полено там, где уже исчезла традиция общинных костров, именовался бадняком. В случае домашнего бадняка, дерево для него срубали рано утром перед восходом Солнца, делать это полагалось старейшему в семьё. Перед тем, как срубить дерево, домакин (глава семьи) наклонял его к востоку, осыпал житом, а в некоторых местах преломлял над ним специально испечённый калач, половину которого съедали, а половину оставляли на пне от срубленного дерева как жертву. В некоторых местностях бадняк назывался святым, и хозяин дома обращался к нему, поздравляя с Сочельником и Рождеством и поясняя: «Отнесём тебя в дом. И будешь там помощником верным во всяком успехе и несчастье, в доме, в загоне для скота, в поле и везде». Верхушке колоды при этом придавался антропоморфный вид за счет вытесанной бороды. Эта верхняя часть бадняка, с бородой, вынималась из очага, хранилась до будущего года и клалась в следующий Сочельник снизу, под принесённый новый. Домакина с бадняком встречали с вином и хлебом, в очаг фигура клалась бородой к востоку, её посыпали зерном и поливали вином. В некоторых местностях в бадняке провёртывалось отверстие, и именно в него сыпали пшеницу, лили вино, масло, мёд. К бороде бадняка подносили калач и поливали её вином. Бадняк целовал сперва домакин, за тем все члены семьи. При этом каждый брал немного от поставленных возле бадняка калача, сахара, овощей и фруктов; таким образом сила бадняка передавалась людям. Об этом говорило и обращение домакина: «Я тебя вином и пшеницей, а ты мне всяким добром и успехом». Изобразив на бадняке знак креста, хозяин добавлял: «Дай нам Бог в изобилии хлеба, масла и вина, живым здоровье, а мёртвым покой». После ужина ударяли по стволу кочергой со словами: «Да будет столько скота, сколько искр». Также было принято во время Святок задавать домашним животным больше корма.
Святочные гадания славян настолько разнообразны, что перечислить можно лишь малую часть. Все восточные славяне знали гаданье «на мосту»: в изголовье кровати или под ней ставят миску с водой, но которой лежит «мост» из соломы или щепки. Перед сном девушка просит своего будущего мужа провести её по мосту и это должно присниться. Гадая в бане, обращались к баннику. В северных губерниях девушки брали землю из-под девяти столбов забора, бросали её на каменку и приговаривали: «Банничек, девятиугольничек! Скажи, за кем мне быть замужем?» Приносили в дом курицу или петуха, и смотрели, чьё зерно они станут клевать, аналогичным образом южнорусская молодёжь резала на тонкие ломтики хвост поросёнка, надевала на палочки и запускали собаку, угадывая по выбранному ею кусочку, кто первым женится или выйдет замуж. Подслушивали под чужими окнами, взяв с собою блин, испеченный утром в рождество или ложку кутьи: по отдельным разобранным словам можно было узнать судьбу. При подблюдных гаданиях, пропев куплет песни, вынимали из накрытого блюда кольцо или другой предмет. К его владельцу спетое и относилось.
Всё перечисленное лишь малая доля того, что можно узнать о Тринадцати Йольских Ночах. Но гораздо важнее не знать всё, а прожить и ощутить; не просто накопить информацию, но обрести мудрость. Именно такого — личного и благого — опыта всем и желаю в близящееся время открытых дверей Межмирья.
Удачи!
Использованные материалы.
читать дальшеÁrni Björnsson, «High Days and Holidays in Iceland» (ch. Jól)
R.Cleasby, G. Vigfusson «Icelandic-English Dictionary»
Terry Gunnell «Grýla, grýlur, grøleks and skeklers: folk drama in the north atlantic in the early middle ages?»
К. Гундарссон, Д.Паксон и др. «Наш Трот», глава 47.
К. Х. Гундарсон «Дикая Охота и Неистовое Полчище в фольклоре», перевод с английского А. Васильева (aka Ulfr Gunnarsson Svart)
«В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре», cб. под редакцией Е.Рачинской.
«Скандинавская мифология. Энциклопедия», составитель и редактор К. Королёв.
Н.Пенник, П.Джонс. «История языческой Европы»
Н.Н.Велецкая. «Языческая символика славянских архаических ритуалов»
Н.Н.Велецкая. «Символы славянского язычества»
Д.К.Зеленин. «Восточные славяне. Кто они?»
C.Ермолаев, Д.Гаврилов. «Время богов и время людей»
О.Воропай. «Звичаï нашого народу»
«Сайт для современных ведьм» Ведьмы и ЙОЛЬ, YULE, JOL, JUL и ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ (авторы _mjawa, vetrovsk, shellir, knjazhna, Soit, Linnen)
Википедия. Статьи «Крампус», «Коляда» и «Ряженье».
Время Йоля — период из тринадцати ночей, который чаще всего для верных начинается с ночи, предшествующей самой долгой в году либо с вечера (кануна) самой долгой ночи. Этот момент зовётся Ночью Матерей (или Матери), приходится при таком отсчёте он на вечер 20 или 21 декабря соответственно. Реконструированное её название на древнеисландском было бы Mœðra nótt (источники данного обычая, однако, англосаксонские, и сведений о чём-то похожем на острове нет). Это время домашнего праздника, ритуального перехода в новое состояние, состояние пограничного священного времени. В этот вечер символически прекращают все работы, кроме самых необходимых, дарят подарки близким, славят богинь-покровительниц домашнего очага и защитниц рода, и с ними и предков-хранительниц — дис.
За Ночью Матерей следует собственно самая долгая ночь и с ней момент Солнцеворота, праздник Йоля — Jól на исландском. Это время основных обрядов, знаменующих приход обновлённого Солнца, время обращения к богам и принесения самых священных клятв и обетов перед ними. Священными, сопричастными Силам, являются и последующие ночи, когда определяется течение всего приходящего года, и когда, может быть, можно что-то подправить. Или хотя бы узнать о том, что ждёт впереди, когда особо близки предки и грозный Иной Мир.
И, наконец, особо выделяется последняя ночь Йольского цикла, обычно именуемая на английском Двенадцатой ночью, а на исландском, более точно, Тринадцатой — Þrettándi. Это время новогоднего пира, предсказаний об уже сплетённом норнами, прощания с безвременьем. За Тринадцатой ночью следует «изгнание Йоля» с уборкой праздничного убранства и призывом ко всем иномирным существам возвращаться к себе домой. И, наконец, первый день Нового года или нового цикла знаменует следующий виток пути по годовому кругу.
Как уже сказано, Ночь Матерей может совмещаться с кануном Ночи перед Солнцеворотом, может быть отнесена к вечеру 19 декабря для совмещения Тринадцатой ночи со светским Новым Годом, иногда отмечается только момент возрождения Солнца — форма обрядов зависит от предпочтений празднующих.
Период, приуроченный к Зимнему Солнцевороту является одним из самых изученных специалистами и известных среди неспециалистов отрезков Годового Круга, и вряд ли о нём удастся рассказать что-то новое. Также едва ли получится хоть сколько-то полно охватить тему: декабрь-январь — один из самых красочных и богатых обрядностью промежутков года. Можно лишь попытаться выделить основные мотивы этого времени и указать общие черты обрядности разных ветвей Традиции.
Йоль (исл. Jól, англ. Yule).
читать дальшеНачать, наверное, следует с того, что точная историческая дата праздника нам всё же неизвестна. В частности, есть предположение, что праздник некогда приходился на период между 9 и 15 января (сегодня в Норвегии концом праздничного времени считается день Кнута —13 января). В «Саге о Хаконе Добром» сказано, что конунг Хакон (940-963 гг.), известный безуспешными попытками ввести в Норвегии новую веру, сделал законом:
…что йоль должен был начинаться в то же время, что и христианское рождество. Каждый должен был тогда варить пиво из меры зерна под страхом денежного взыскания и праздновать, пока хватает пива. А раньше йоль начинался в ночь на середину зимы (hökunótt) и продолжался три дня .
Согласно же словарю Клизби-Вигфуссона höku-nótt, ночь середины зимы, приходилась на христианское Богоявление (6.01 в католичестве) . Однако существует название месяца, приходившегося на период с последней трети ноября по последнюю треть декабря — ýlir, что как раз и означало б месяц, относящийся к Йолю и захватывающий астрономическое Солнцестояние. Ведь к середине IX в. астрономическое Солнцестояние приходилось примерно на 19 декабря из-за набежавшей разницы между юлианским календарём и солнечным годом . В дальнейшем для простоты праздник будет рассматриваться как привязанный именно к Зимнему Солнцестоянию и начинающийся с его кануна, вне зависимости от исторических флуктуаций.
Происхождение слова Jól не ясно, хотя, несомненно, восходит к глубокой древности. Родственная форма известна в готском языке, слово связано с хейти Одина Jólnir и с общим обозначением богов во множественном числе как Jólnar — Йольские. Среди версий о его этимологии есть и отсылка к имени Юлия Цезаря, и к еврейскому jalad — «порождающий», и связь с английским jolly и французским jolie — «весёлый», и с исландским названием стеблей дягиля hvannjóli. Также в толковых словарях де Фриса и Асгейра Магнуссона приводятся предположения, что слово могло бы происходить от корня, означающего «колесо», «время радости», «поворот года», «время жертвы», или, возможно, «слепое (тёмное) время».
Саги часто упоминают время Йоля, как говоря о событиях при язычестве, так и о событиях после обращения, древнее и общеевропейское время празднования было включёно церковью в новый контекст ещё на континенте . Можно лишь в очередной раз посетовать на присущую исландской литературе лаконичность и несклонность подробно описывать то, что и так всем на острове было известно. Вот несколько типичных упоминаний Йоля:
«Сага об Инглингах»:
В начале зимы надо было приносить жертвы богам за урожайный год, в середине зимы — за весеннее прорастание, а летом — за победу .
«Песнь о Хельги, сыне Хьёрварда»:
Ехал Хедин домой из леса в вечер под Йоль и встретил женщину-тролля. Она ехала на волке, и змеи были у нее удилами. Она предложила Хедину сопровождать его. «Нет!» — сказал он. Она сказала: «За это ты заплатишь, когда будешь пить обетную чашу!» Вечером стали давать обеты. Привели жертвенного вепря (sonargöltr). Люди возлагали на него руку и давали обеты, выпивая обетную чашу …
«Сага о конунге Хейдрике Мудром»:
Конунг Хейдрек приносил жертвы Фрейру. Кабана, что оказывался самым большим, он должен был отдавать Фрейру. Они считали его столь священным, что на его щетине должны были клясться во всех крупных делах, и этого кабана они должны были приносить как искупительную жертву (sónarblót). Вечером на йоль жертвенного кабана (sonargöltr) должны были приводить в палату к конунгу. Там люди клали руки ему на щетину и приносили клятвы .
(перевод Т.Ермолаева)
«Сага о Хервёр и Хейдрике»:
Раз в йольский вечер мужчины, как принято, давали обеты за кубком .
(перевод Т.Ермолаева)
Во втором и третьем отрывках речь идёт об особом жертвоприношении — sónarblót. Название происходит от древнегерманского корня són, связанного с понятиями примирения, возмещения, выкупа, расплаты или искупления. Примирение с богами в конце года ради грядущего урожая и благополучия, и вместе с тем — принятие на себя новых обязательств. И к обязательствам этим относились более чем серьёзно, конунга Хейдрека погубил, в итоге, именно отказ от выполнения обета. И давший скоропалительное обещание Хедин жалеет о нём, но и не мыслит забыть: слово в священную ночь сказано.
Время радости
Изначально время Йоля было временем пиров, на которые родичи и друзья ездили друг к другу, подданные отправлялись на праздник к предводителям, вожди — к именитым людям. Завершались пиры, как это было вообще принято на Севере, тем, что хозяева одаривали гостей. Интересно, что традиция пиров Йоля держалась в Исландии длительное время и после принятия христианства, причем даже епископы считали долгом давать Святочные пиры для священников и «своих людей» (впрочем, епископы острова весьма напоминали самовластных предводителей-хевдингов, которые просто ещё и мессы служили). Также со временем Святок связаны празднования Канунов (исл. Vökunætur, букв. Бессонные Ночи, Ночи Бдения, кануны основных религиозных праздников) с танцами, масками и играми. Однако с приходом протестантства традиция отмечать Йоль весело было запрещено. В норвежском постановлении 1687 г., также применяемом и в зависимой от Норвегии Исландии, говорилось:
Все необузданные и постыдные развлечения на Рождество и в другое время, и пирушки на Масленицу строжайше запрещены под страхом сурового наказания.
И только в последних десятилетиях XIX в. вышло некоторое послабление: во второй день Рождества, и в Новый год, карточные игры и танцы стали официально допустимы. Другой вопрос, насколько реально действенными были запреты на отрезанных друг от друга заледенелыми пустошами исландских хуторах.
Йоль, как величайший праздник года, был временем перемирия: сохранились выражения jólafriðr (Йольский мир) и jólagrið (Йольское перемирие). Хоть также известна и хвала скальда Торбьерна Хорнклови объединителю Норвегии Харальду Прекрасноволосому:
В походе (буквально – снаружи, вне дома) захочет Йоль пить (=праздновать), если будет один решать, полководец бесстрашный, и Фрейра игру (=битву) играть .
Впрочем, решения конунгов и представления о должном простого народа всегда были вещами немного разными.
Ещё одним важным моментом является то, что на Йоль прекращаются все работы. В Дании верили, что от Рождества до Нового Года нельзя двигать ничего круглого, соответственно, нельзя прясть и веять зерно. Повсеместно же предполагалось, что не должны крутиться никакие колёса — ни ручные жернова, ни мельницы, ни прялки, ни им подобное.
Последнее может как указывать на символизм Солнечного Колеса, так и быть связано с особым почитанием в это время богинь-Прях, древних Матерей. Согласно «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного (672 или 673 — 735 гг.) у англосаксов год начинался в ночь 24-25 декабря (автор ориентировался на христианское Рождество, возможно, речь шла о Солнцевороте), которую Беда называл Ночью Матери, и которая, видимо, была связана с дисами и матерями-хранительницами рода. Поскольку согласно большинству источников год на севере начинался с Зимних Ночей/Самайна, есть предположение, что Беда мог говорить о языческой адаптации «пришлого» Рождества. Правда, Н. Пенник, высказавший такое мнение, считал, что для германцев само Зимнее Солнцестояние являлось римским заимствованием. В 706 г. на Труллском соборе был издан церковный указ, запрещавший некоторые церемонии, устраиваемые истово верующими в честь разрешения от бремени Богоматери и признанные слишком грубыми. Также в честь «последа Божьей Матери» пекли круглые плоские лепёшки, называемые placentae и известные ещё со времён римских семейных праздников. А в Шотландии, в сельской глубинке, ещё в XIX ст. символически воспроизводили в рождественское утро «роды»: кто-то в семье вставал спозаранку и пёк «пирожки заботы», которые остальные члены семьи съедали, лёжа в постели. На континенте (где меньше следов кельтского влияния, вероятно) связь времени Йоля с Матерями выражалась скорее в запретах на прядение и почитании Перхты и близких к ней божеств, также возглавлявших и Дикую Охоту. Можно добавить, что фризские святочные пирожные ещё в XVIIIв. изображали прядущую рогатую женскую фигуру, в которой трудно не увидеть образ северной Фригг.
Время открытых Врат.
Йоль у всех германских народов был временем близости к Иному Миру, зачастую пугающему и опасному. Смерть Глама от мертвеца-драуга в «Саге о Греттире» произошла именно на Йоль. В «Саге о Людях с Песчаного Берега» Тородд со спутниками, утонувшие под Йоль, приходят домой на свою тризну, а затем, каждый вечер до окончания праздника возвращаются и садятся у очага (к ним присоединяется недавно умершие на том же хуторе Торир Деревянная Нога со спутниками). В итоге живые весь Йоль вынуждены разжигать отдельный огонь для незваных гостей, сами же сидели возле малого очага в другом помещении.
В средневековой Норвегии широко были распространены истории про «Мессу Мертвецов», когда в Рождественскую ночь мертвецы собираются на молитву в местных церквях и служит им давно умерший священник. Лишь заступничество кого-то из родичей или знакомых может спасти случайно попавшего на такую мессу смертного, ибо мёртвые постараются не отпустить незваного гостя живым.
Тролли тоже празднуют Йоль, и опасно крещеному выйти в такие ночи из дому (впрочем, и язычникам расслабляться не следует!). В это время на болотистых пустошах ведьмы и Сокрытый Народец, кто верхом на волке, кто на метле или совке, собираются на гулянку, потанцевать под камнями. Разошедшиеся скальные жители поднимают камни-крыши и танцуют уже в нашем мире. Особенно рискованно очутиться вне дома между первым криком петуха и рассветом. Рассказывают о священниках, что проезжали в рождественскую рань мимо горы троллей. Им навстречу вышла горная жительница и предложила отведать напитка в металлических сосудах. Священники угощение незаметно вылили, но несколько случайных капель прожгли шкуры лошадям. Также в это время особо велика вероятность получить от троллей напиток, стирающий память, и остаться навсегда под горой, будучи при том вполне довольным своей участью. Во всей Скандинавии есть множество рассказов о бандах троллей, которые вламывались в дома людей, чтобы отпраздновать свой собственный праздник, выгоняя хозяев прочь. Потому норвежцы, например, помещают над всеми дверями своих домов и амбаров кресты из соломы, рябины и других материалов, кидают сталь во все источники и колодцы, и кладут на подоконники и дверные косяки ножи лезвием вверх.
Однако с соседями можно жить и в мире: хорошо известен исландский обычай приглашения альвов в дом (исландское: bjóða álfum heima). Хозяйка дома должна была подмести везде, затем осветить все темные места в доме. Сделав это, она выходила и трижды обходила вокруг жилища, говоря: «Те, кто хочет прийти — приходите, те кто хочет остаться — останьтесь, и те кто хочет идти — идите, мне и моим не вредите» (Komi þeir sem koma vilja, veri þeir sem vera vilja, og fari þeir, sem fara vilja, mér og mínum að meinalausu).
Приходили на Йоль в свои семьи и предки рода, было распространено поверье, что умершие возвращаются проведать потомков в свой старый дом и проверяют, всё ли делается правильно, так что им требовалось угодить. В Борнхольме (Дания) было очень важно оставлять на ночь пищу на Йольском столе. Во многих домах в Норвегии кровати оставлялись для духов, а живые родичи ложились спать на йольской соломе на полу. В Швеции такая постель называлась братской, ведь в ней на полу и соломе спали вместе все домашние. При этом всю обувь следовало составить в одно место, чтобы в следующем году все в семье жили в ладу и гармонии. Не только умершие приглашались в дом, но и народ выходил к их местообитанию проводить обряды, им посвященные: практика совершения приношений на курганах продолжалась в Швеции ещё в ХХ столетии.
Дикая Охота или Неистовое Полчище появляется в разное время года, часто — весной и осенью, но самый общераспространенная пора для встречи с ней — именно Йоль. Оскорей (Oskorei, Oskoreia ) (устаревшее норвежские названия название Дикой Охоты) также называют Julereia или Juleskreia — Йольской скачкой. Представление о Дикой Охоте сформировалось довольно поздно, вероятно, уже после христианизации германских земель (а Исландии так и вовсе не достигло), но скачущие мертвецы под предводительством грозного Вода, Старика, Сигурда Свейна и Гуро Риссеровы («вторично мифологизированных» Сигурда и Гудрун эддических преданий), фрау Холле или того или иного Короля вполне органично вплетаются в древние традиции времени открытых путей в Потустороннее. Именно в это время и сверхъестественные преследования, и визиты всякого рода чудесных созданий являются самым обычным делом. Так что люди, телом или душой, вполне могли быть вовлечены в процессию мёртвых, и хорошо ещё, если вырывались из неё живыми.
Oskorei, Oskoreia — диалектное устаревшее слово, чей второй корень связан с понятием групповой поездки верхом, первый же по одной версии происходит от имени асов или Асгарда (Åsgårdsreien), по другой связан с упоминанием праздничного напитка — эля (øl skurd) и отсылки к карнавальным традициям праздничного времени. Имеются также и другие толкования.
Земным отражением Дикой Охоты, и возможным её прообразом, когда смысл обрядности стал уже забываться, были ряженые: группы живых молодых людей, которые путешествовали в Сочельник верхом, пили пиво и взнимали «дань» с соседей, порою ведя себя достаточно буйно. Т.е. примерно так, как скачущие мертвецы в быличках, вернее, в более мягких из них. Как умершие приносят силу и плодородие полям и добрую удачу на следующий год, так же это делают и люди, воплощающие в ритуале хтонические силы. И одновременно их присутствие служит оберегом от недоброго, уже не в шутку, визита, с Той стороны: место занято. Часть ряженых воплощала просто безымянных духов, часть в весёлом зеркале карнавала отражала повседневность или перевоплощалась в образы, заимствованные из мифологии новой веры. И часть носила имена, пришедшие из глубины веков. Среди персонализированных образов ряженых наиболее, пожалуй, тесно связаны с языческим прошлым фигуры Йольского Козла, Грилы (в её островном воплощении), Йольских Парней, сходного с Грилой и Йольским Козлом дьяволообразного (или козлоподобного — как посмотреть) Крампуса и, разумеется, в первую очередь — Перхт.
Перхты-Perchten — ряженые в масках из Верхней (Южной) Германии. Известно имя Перхты или Берты южным немцам, австрийцам, швейцарцам, а также чехам и словенцам, тесно контактировавшим с германскими народами. Она является, наряду с фрау Хольдой, одной из древних Матерей, континентальным аналогом северной Фригг. Она — мудрая пряха, ведущая, как и Вод-Один, кавалькаду душ. Однако иногда её свиту составляют и маленькие дети; она также по легендам может красть детей. Она следит за поведением женщин: наказывает тех, кто не закончил прясть к определенному часу ночи, или тех, кто прядет в запретный для этого день, но может помочь усердной труженице. Перхту связывали с Двенадцатой Ночью, когда она навещала дома людей, оставляя подарки послушным детям или наказывая непослушных (вплоть до разрезания детских животов и набивания их соломой — уж если пугать озорников, так пугать!). Видели Перхту, как и Хольду (она же фрау Холле) и во главе Дикой Охоты. Воплощением одаривающей и наказывающей ипостаси Перхты были соответственно прекрасные и уродливые ряженые-Perchten. Первые часто походили на добрых женщин средних лет или аккуратных бабушек, отличались светлыми кудрями и носили обычно белые или светлые одежды, вторые были уродливыми старухами или носили маски зверей и чудищ. Красивые часто раздавали подарки, в то время как безобразные бегали и скакали в неистовстве. Чем выше ряженые-Перхты могли прыгнуть и чем более дико они кричали и носились вокруг, тем большее благо они приносили местам, куда являлись.
Йольский Козёл (Julebukk и т.д.) изображался обычно ряженым или просто козлиной головой на палке, которую носил из дома в дом парень в мохнатой накидке, всячески дурачась. Его приход мог означать добрую или дурную удачу, но во многих общинах его встречали с пением и танцами. Тем не менее, Йольский Козёл был фигурой скорее устрашающей, чем забавной, одна быличка в Дании рассказывает о девушке, которая осмелилась танцевать с ним в амбаре в полночь, когда он ожил и стал бить её палкой, пока она не умерла. В Норвегии и Швеции Йольский Козёл тоже кажется полностью сверхъестественным существом, лишенный костей и крови, с волосами, достаточно длинными, что бы спрятать ноги. В прежние дни он обитал в кухонном подполе и должен был получать на Йоль пиво, шнапс (водку) и кашу, чем его удерживали от разрушений в доме. В Сондморе (Норвегия) его называют Могильным (или Курганным) Козлом и, считалось, что он обитает в могильных курганах. В Швеции во внезапных недомоганиях во время Йоля обвиняют именно этого козла. Также иногда в континентальной Скандинавии говорят, что «Новогодний козёл» заберёт того, у кого не будет новой одежды в это время. Собственно, последнее в Исландии говорят про чёрного Йольского Кота, спутника великанши Грилы и её сыновей. Поскольку во время Йоля строжайше запрещалось прясть, а овечья шерсть должна была быть обработана до праздничных ярмарок, да ещё и следовало закончить подарки домашним из той же шерсти, источник страшилки легко прочитывается. Связан был, однако, как и все ряженые, Йольский Козёл и с плодородием и доброй удачей, недаром его фигурки делали из соломы и украшали ими дома. Сегодня именно такие плетёные фигурки, от миниатюрных на ёлках до гигантских на площадях, являются одной из визитных карточек декабря в Северной Европе. И, разумеется, нельзя не вспомнить об общей роли козы как животного, повсеместно символизирующего плодовитость и плодородие, равно как и о священных воскресающих козлах Тора, наконец.
Если Йольский Козёл был персонажем северным, то в альпийском регионе его роль брал на себя Крампус (или толпа их), демоническое существо, рогатое и косматое. Традиционно мужчины облачались в костюм Крампуса в первую неделю декабря, день 5 декабря так и зовётся Днём Крампуса, в противовес следующему дню, звавшемуся Днём св. Николая (с которым Крампус делил обязанности по воспитанию детей подобно злым и добрым Пертам, причём, естественно, розги носил Крампус). Считается, что корни образа Крампуса, несмотря на его современную назидательную роль и сотрудничество с христианским персонажем, лежат в германских языческих верованиях. Слово Krampus (иногда Grampus) происходит от древневерхненемецкого Krampen со значением «коготь» либо, по другой версии, от баварского слова Krampn, «нечто мёртвое, высохшее». Может Крампус, особенно в маленьких деревнях, расхаживать и в компании других звероподобных рогатых существ, но без Николая. В разных регионах Крампус носил много имен, где-то он звался Диким Клаусом и т.д.
Грила (Grýla) — страшная старуха Исландии, что приходит к непослушным детям, забирает их в мешок и ест в своей пещере. Она часто имеет пятнадцать хвостов, и на каждом из них — пойманные дети. Имя-название grýla известно из северных источников начиная с XIIIв., и обозначало оно тролльшу или просто некое чудище. Известна подобная фигура и в анклавах, некогда основанных скандинавскими поселенцами. Как пишет Терри Ганнел, на Фарерских островах ряженые именовались lengeføsta (langaføsta, langefaste, названия родственны langafasta — «пост») — или grujla. Ряженые по некоторым сведениям появлялись в деревянных масках, шкурах, с прицепленным хвостом, и с сумой, причём изображал всегда grujla один и тот же человек. Известно и представление жителей Фарерских островов о сверхъестественное существе-гриле, которое обладает телом овцы, но ходит на двух ногах, как человек. Имеется также во многом аналогичный персонаж на Шетландских островах, где ряженых зовут skekler и grølek (grülik, grillock и т.д.). Появление ряженых-грил, и на Шетландских, и на Фарерских островах, связанно с сезонной обрядностью в христианизированной форме, они приходят 14 октября в Зимнее Воскресенье, в День Всех Святых, на Рождество-Йоль, на Масленицу. Хотя непосредственных свидетельств о ряженых-Грилах в Исландии не сохранилось, при обличении «греховных» танцев-игрищ викиваки (vikivaki, исландский народный танец) в середине XVII века Торстейн Пеутурссон (Þorsteinn Pétursson) употреблял выражения Grýlu andlit (лицо Грилы), Grýlu maður (муж Грилы) и Grýlumynder (изображение Грилы). Терри Ганнел указывает, что фигуры с рогами, одетые в звериные шкуры играли центральную роль в языческой скандинавской обрядности (о чем есть свидетельства в захоронении в Осеберге, известны также две полноразмерные звериных маски, датируемые X веком и найденные в гавани Хедебю). Традиции ряженых, несомненно, относятся к древнейшему пласту народной ритуальной драмы, тому что обеспечивал связь миров и процветание мира людского на весь следующий год…
К комплексу представлений об опасных гостях Йоля в Исландии относится и визит тринадцати (или много больше) Йольских Парней или Рождественников (Jólasveinarnir), в более позднее время рассматриваемых как дети Грилы. Ещё в 1746г. в рамках борьбы с недостаточно благочестивыми народными традициями было издано постановление:
Глупый обычай, который практикуется кое-где в стране пугать детей Йольскими Парнями или привидениями, должен быть упразднен.
Собственно, сегодня Йольские Парни не столько персонажи карнавала, сколько фольклора, наряду с троллями и альвами. В наши дни они просто озорничают, приходя к людям на 13 дней каждый, начиная с 12 декабря (каждый следующий брат является в гости на день позже), крадут продукты, хлопают дверьми или доят коров. Также они оставляют нынче послушным детям подарки в выставленном на подоконник башмаке, а непослушным — кусок угля или картофелину (хоть и трудно поверить, что хоть кому-то выпало последнее). Известны Йольские Парни-Jolasveinar и Норвегии, где считается, что зерно будет расти так высоко, как они сумеют подпрыгнуть над землёй.
Жертва за урожай
Это вновь возвращает нас к древнейшей и важнейшей связи времени Йоля и плодородия, скупо упомянутой в «Саге об Инглингах» как принесение «жертвы....за весеннее прорастание». В Норвегии, Швабии и на крайнем юге Германии бытовал обычай выставлять в это время связки колосьев «для птиц», иногда они крепились на вершинах фруктовых деревьев. Большое значение, как и у славян, придавалось Йольской соломе, которую в том или ином виде держали в доме на праздник. Символическая связь её с яслями Христа, вероятно вторична, ибо подобные ей по функциям первый и последний сноп или соломенные куколки (в том числе и Йольские плетенные козлики) с христианской символикой не связаны (и название украинского «дідуха», сложно-перевитого трёх- или более -ногого снопа, который ставится дома на Рождество, тоже говорит о связи с предками, а не Вифлиемом). Йольскую солому относили на поле, чтобы получить обильный урожай. Её, как и хлеб Йоля, сберегали и давали весной лошадям и другому домашнему скоту, чтобы тот не болел и не разбегался с пастбищ, коровы благодаря ей должны были давать отличное молоко. Если выстлать йольской соломой гнёзда домашней птицы, то к ним не посмеют подобраться куницы и не коснётся чужое колдовство.
Заботились и о плодородии фруктовые деревьев. В Англии в Кархамптоне и других селениях Западной Стороны в Старую Двенадцатую Ночь (на 17 января) селяне собирались в круг вокруг большой яблони в выбранном саду. Кусочки тостов, пропитанные сидром, вывешивались на ветвях для малиновок, которые воплощали добрых духов дерева. Глава пирующих произносил заклинание и стрелял из ружья по веткам, что бы отпугнуть недобрые силы. Затем дереву произносили здравицу, сидром и песнями заклиная приносить побольше плодов. В Дании народ выходил на улицу и тряс фруктовые деревья, затем обвязывал соломенные ленты или венки вокруг их стволов: таким образом люди гарантировали хороший урожай на будущее лето. Шведы разбрасывали крошки и остатки от Йольского угощения вокруг своих плодовых деревьев.
С чаемым плодородием (и в неразрывно — с угощением предков и, разумеется, c пирами Йоля) связана обрядовая кухня праздника. На Йоль пеклись специальные булочки: традиционные формы включают кабанов, солнечные колёса и переплетённых змей – все они использовались в XVII столетии и, вероятно, источником их было ещё языческое время. В Швеции праздничный стол украшался двумя «Йольскими Горками», одна ставился для мужа и одна для жены. Большой сыр укладывался снизу, затем две «Йольские булочки» неравной величины, сверху пирамида увенчивалась короной из пшеничного теста, на которой сидел «голубь мира» на яйце со стеблем ячменя в клюве – символ того, что у крестьянина должен быть изобильный год. Стол украшался по краю ветвями деревьев с подвешенными кренделями и нанизанными на концы яблоками. Прочие домашние тоже получали свои «горки», хотя и не столь впечатляющие как у хозяина и хозяйки. С третьего вечера Святок до их третьего дня, в День Нового Года и Двенадцатую Ночь «Йольским Горкам» полагалось лежать на большом столе и обретать особую силу во время празднования. Именно так Йольский хлеб получал способность исцелять болезнь. В Халланде (Швеции) julgalt или Йольский/Святочный кабан, выпечка в виде кабана, клался на вершине «Горки» c установленным на нём яблоком, другой традиционной короной была кольцеобразная выпечка с тремя красивыми красными яблочками. Здесь можно вспомнить и о древнем вепре жертвоприношений, и о гарантии силою священных ночей грядущего благополучия дома. В Швеции Йольский кабан был особенно важен: часто это был большой ржаной или пшеничный хлеб в форме хряка, до полутора футов длиной, весь целиком с глазами, ноздрями и щетиной. Он делался днём в первый день Святок, мать семейства вырезала на нём Солнечное Колесо и водружала перед местом хозяина, накрыв белой тканью. Ели его в день Нового Года или день трех Волхвов (католическое Богоявление, 6 января) , но одна часть должна была быть отложена и потом разделена между тягловыми быками в первый день весенних работ, другая же сохранена до следующего Йоля. Ещё одним напоминанием о жертвенном вепре, sónargöltr, на котором приносились клятвы в языческие времена, был обычай Вастерготланда (юг Швеции): свиная кожа натягивалась на кусок дерева, муж должен был класть руку на неё и клясться быть хорошим отцом и добрым мужем, затем подобные обещания давали жена и слуги.
Самое магическое время, когда определялась судьба на год вперёд, не могло не быть временем попыток судьбу узнать. Девушки лили в воду свинец или яйцо, чтобы выяснить ремесло суженого; если заглянуть под Рождество в комнату, где собрались люди за праздничным столом, то тот, кого увидишь без головы, умрёт в течении года и т.д. и т.п.
Огонь и ветви.
Одним из важных элементов праздника являются обычаи, связанные с огнём и растительностью. В Скандинавии центром праздника Йоля (особенно до того, как был принят немецкий обычай ставить дерево, достигший региона только в XIX в.) был венок Йоля, многие семьи владели железными венками с креплениями для свечей, являвшимися фамильными драгоценностями, и оплетали их ветвями вечнозелёных деревьев. Круглый венок мог мыслиться как изображение годового круга и, возможно, со свечами, зажженными по окружности – как солнечное колесо. Кроме железных венков делали и венки из сосновых веток и/или соломы. В Исландию этот обычай проник поздно, уже после Второй Мировой войны, однако прижился и стал общераспространённым наряду с ёлкой.
Считается, что Йольское дерево было изначально обычаем южно-немецким, правда П. Кампанелли пишет в своей книге «Возвращение языческих традиций», что первое письменное упоминание об украшении ёлки было сделано в Латвии, в городе Риге, в 1510 году. В любом случае, этот, теперь повсеместный, обычай, несомненно, имеет языческие корни, ещё римляне вносили в дом на зимнее солнцестояние вечнозеленые деревья и их украшали. Можно добавить, что Кристофер Арнольд, писавший в 1674 г., упоминает веру лапландцев в «духов и не добрых и не злых», которые особенно пребывают в воздухе в период рождения Христа и называются juhlafolker (Йольский народ) , и название это весьма напоминает древнесеверное jólnar, являющееся одним из обозначений богов. Он также описывает саамские жертвоприношения: в небольшие берестяные кораблики, оснащенные парусом и рулём, складывается часть еды с праздничного стола, сдобренная жирной подливой. Такие кораблики развешиваются на деревьях перед домом, для угощения бродящих вокруг juhlafolker.. Это вполне может быть заимствованием из северных обычаев, и одновременно указанием на предполагаемую роль живого дерева в обрядах. Обычай развешивать на ёлках символы изобилия — орехи, конфеты и пряники или их символические изображения может быть связан в своих истоках как раз с чем-то подобным.
Ещё одним весьма значимым моментом праздника является Йольское полено. Известно, что в раннее Средневековье в сочельник зажигали большие костры, вокруг которых собиралась вся община. Позднее, в Средние века, разжигание костров было заменено сжиганием рождественского полена в домашнем очаге. Как правило, оно было дубовым, но могло быть и ясеневым, и буковым. Вырубание и внесение его в дом производилось с большим пиететом, поджигал его в очаге глава семьи, и оно постепенно прогорало. В Хайланде такой обрубок дуба грубо обтёсывали для придания ему антропоморфной формы и называли «рождественской старухой» (Yule Old wife). Гореть это полено должно было всю священную ночь. Иногда в огонь подливали немного бренди или вина, бросали крошки хлеба и монетки. Потом такие монетки отдавали детям на счастье. Пепел и головешку Йольского полена хранили и до следующего праздника, а когда прогорало новое полено, пепел старого разбрасывали по полю в течение 12 дней, чтобы обеспечить урожай. В Германии обуглившееся полено тоже хранили и в случае грозы клали обратно в очаг — считалось, что в дом, в очаге которого оно горит, не ударит молния. Считалось также, что головня от такого полена предохраняет дом от грозы, нечисти и ведьм, может лечить болезни у людей и скота, обеспечивать урожай. В Англии было принято зажигать новое полено от остатков головни старого.
Возможно, некоторую связь с Йольским поленом-«старухой» и древнейшими, и уже забытыми обычаями жертвоприношений имеет и шотландский обычай «сжигания ведьмы». Члены клана, выстроившись в боевом порядке и под предводительством волынщиков, отправлялись к заранее приготовленному костру. Позади колонны везли в тачке чучело, изображавшее старую женщину или ведьму, тележку с которой и опрокидывали в костёр.
Также к огненным обычаям Йоля можно отнести, кроме венка со свечами и Йольского полена, приводимый Гриммом рассказ о Франконии (юг Германии), где поднимали на вершину фургонное колесо, обмотанного соломой, которое зажигали вечером и скатывали вниз так, что оно выглядело похожим на Солнце, спускающееся с неба. Кажется, однако, что большинство германских обычаев огненных колёс связанно не с Зимним Солнцеворотом, а с Летним.
Конец Йоля.
Когда время Йоля заканчивалось, было принято «изгонять Йоль». Если какое-то пиво ещё оставалось в бочонке, его следовало выпить как «глоточек на сон». Йоль мог выпроваживаться колокольным звоном или хлестанием березовыми прутьями. Это служило знаком окончания священных ночей и возвращением к обычной жизни, это также прогоняло любых троллей и привидения, которые могли б захотеть остаться после того, как прошло их время.
Коляда/Святки.
читать дальше Обрядность славянская для времени середины зимы по форме весьма мало отличается от северо-западной. Однако тут интересующимся доступно гораздо больше фактического материала, исследований, позволяющих делать выводы о происхождении и глубинном смысле тех или иных действий, и, наконец, живого непосредственного опыта, своего и предков.
Не ставится под сомнение изначальная связь обрядности Святок с культом предков. Славяне, кроме отдельных мест соприкосновения с германской и кельтской культурой, не знали Дикой Охоты, чей образ, вероятно, окончательно сформировался в начале второго тысячелетия. Но, как и на западе в праздничные дни близости к Солнцевороту привечали умерших родичей. Ритуальные блюда праздника — блины, кутья (жидкая каша из вареной пшеницы или ячменя с мёдом и маком) и овсяной кисель относятся именно к поминальной пище. Белорусы приглашали на рождественскую кутью покойных дедов, на Украине во многих местах после Рождественского ужина оставляли на всю ночь ложку в кутье, стоящей на столе, ожидая прихода умерших родственников (как и на Осенние Деды). Во многих областях с целью «согреть родителей» (т.е. умерших родственников) на Рождество разжигали особый высокий костёр из соломы. При этом в одних местах домашние стояли перед костром в глубоком молчании и сосредоточенном молитвенном настроении, в других, наоборот, кружились около костров, как в хороводе на Радуницу. При этом вновь мы видим неразрывную связь между миром предков и даруемым ими процветанием и плодородием: 24 декабря на дворах зажигали огни, полагая, что усопшие родители приходят обогреваться, и что от этого огня пшеница народится ярая.
Вообще, надо сказать, Рождественский ужин повсеместно проходил в подчёркнуто-строгом и сосредоточенно-молитвенном настроении, тогда как после него начинались гуляния и забавы. Здесь, быть может, можно провести аналогию с домашним, личным характером Ночи Матерей на Севере.
Не были на Святки забыты и соседи: украинцы и белорусы приглашали на кутью мороз, для чего стучали в стену, открывали окно и приговаривали: «Мороз! Мороз! Иди кутью есть, а если не хочешь, то уже не ходи совсем!» (или — «если не хочешь, то не иди и на жито-пшеницу, и на пашню, а иди на моря, леса и крутые горы»). Примерно так же заклинали и волков, чтоб те не причиняли вреда скотине. На Крещенье (6 января по старому стилю, т.е. 19 января по стилю новому) в южных областях России ставили в хлев блины для домового.
В священное и переломное время, как и у германских народов, у славян много внимания уделялось домашней магии: магии плодородия и процветания на весь следующий год и магии защиты от злых сил, от недоброжелателей и несчастий.
Северорусские хозяйки на Святки пекли из теста так называемые козульки (другие названия — истуканы, болваны, коровки), т.е. фигурки животных и птиц. Одни исследователи видят в этом новогоднем печенье символическую замену древнего жертвоприношения (что напоминает скандинавскую замену живого Йольского кабана выпечкой), другие — символического изображение будущего приплода: в Олонецкой губернии такую выпечку прикрепляли над воротами скотного двора, чтобы скот плодился и не терялся в лесу. Собственно, одно другому не мешает. Интересно, что имелась и некая аналогия йольского борова — «кесаретский» поросёнок для ритуального новогоднего ужина (название происходит от имени христианского святого Василия Кесарийского). Перед ужином на стол насыпали зёрна ржи, гречихи, овса и т.д. в виде креста в круге. Затем стол покрывался скатертью и семья садилась ужинать. Поев горячее, все вставали, старший в доме брал блюдо с вареным поросёнком или свининой, три раза поднимал его вверх к иконе, потом ставил на то место, где под скатертью насыпано зерно и все начинали молится Василию Великому, чтобы «свиньи водились и усякая скотина». Проделывалось это всё трижды, после чего семья садилась продолжать прерванный ужин. Пока разрезали и ели «кесаретскага», кто-нибудь из маленьких детей мог сидеть под столом и хрюкать, а ему подавали под стол кусочки мяса.
Южнорусские крестьяне на Крещенье совершали обход с топорами вокруг скота и перебрасывали топор через стадо. На Украине хозяйки изображали куриное кудахтанье на вносимой в дом на Рождество соломе — чтобы куры кудахтали и выводили цыплят (полный аналог с ролью соломы на западе). Хозяин шёл в хлев и благословлял хлебом каждое животное, чтоб то зверя не боялось, грома не пугалось, чтоб его миновали черные напасти (после этого мёдом рисовался крест между глаз каждой коровы, а в корыто наливалось немного от каждого блюда рождественского ужина, смешивалось с зерном, мёдом и хлебом, солилось и скармливалось скоту). Белорусы в сочельник перед ужином разбрасывали по дому вареный горох, «чтобы овцы плодились». Чтобы лошади не заблудились в лесу, связывали верёвками ножки столов и скамеек. На Крещенье белорусы бросали в печь кусок железа и оставляли там на весь год, чтобы волки не трогали стадо.
На Украине перед Святочным ужином-«Святой вечерею» хозяйка завязывала узлы на верёвке, приговаривая: «как завязаны узлы, так будут завязаны рты моих врагов». Так же с защитной целью под скатертью по углам стола закладывали чеснок (обычай жив, кстати, и сейчас). Так же было принято класть под скатерть на Cочельник солому или насыпать её горкой на одной стороне стола (ещё раз вспомним о Йольской соломе), сейчас святочную солому обычно ставят в виде сложноплетённого «дiдуха» (деда), благо создание их нынче не зависит от кривых городских рук. В Белоруссии под скатерть закладывали солому и деньги, и они оставались там до Щедреца (14 января, когда поются щедровки), чтобы в следующем году и то, и другое не переводилось.
Колядовали в первые три дня праздника, когда никто не работал и буйное веселье этих дней контрастировало со строгим началом Святочного ужина, где-то начинали сразу после ужина, где-то после утренней церковной службы, где-то и вовсе на третий день. Слово «Коляда» исследователи связывают с «календами» (римское название первых дней каждого месяца). Д. Зеленин относит всю обрядность с ряжеными-колядниками, в частности с персонажем-Козой, к заимствованной и восходящей к римским сатурналиям (изначально, до реформ календаря приходившимся на Солнцеворот). Однако, даже и в этом случае ряженые остаются символическими земными заместителями хтонических сил, явившихся к людям. Недаром их приход и пляски, как правило, сопровождались шумом, выкриками, ударами по металлическим предметам, прыжками и верчением и т.д. Характерно одно из названий этого времени — «погани дни». Тут и отсылка к язычеству (на украинском — поганству), и с древним представлением о том, что ко времени Зимнего Солнцеворота злые духи приобретают особую силу. Так и для старого рождественского ряжения были характерны образы чертей, привидений, кикимор и т.п. Причем такой персонаж, как «черт» имел навязанные на голове «кудели», был хохлатым и косматым, с вычерненным лицом, но без такого обязательного христианского атрибута, как рога (напоминая тем лешего, кикимору и т.д.). Изображавшие «шишимор» (кикимор) наряжались старухами в рваной одежде и лохмотьях, кокошник на голове мог заменить горшок, накрытый тряпицею. У ветлужских старообрядцев «шишиморы», одетые в шоболки (рваную одежду) и с длинной заострённой палкой, садились на полати, свесив ноги с бруса, и в такой позе пряли. Прялку (копыл) они ставили между ног, пряжу наверчивали на свою длинную палку. Девушки смеялись и дразнили шишимору, хватали за ноги, а та била их палкой. Важными элементами ряжения были связанные с миром мёртвых и культом предков. Среди святочных персонажей известен «умрун» («умран»), чью роль играли и парни, и женатые мужики (т.е. обычай был не до конца редуцирован до игр) и чьи лапти были перевязаны так, как это было принято делать умершим. В избу для посиделок иногда врывалась целая артель таких «покойников», внося долю фарсового, ритуального страха в пограничное время праздника. Они хлестали по спине свитыми жгутами парней и девушек из чужих деревень, доставалось и своим девицам. В другом варианте таких игр обёрнутого в саван ряженого «покойником» вносили в избу (причем туловище изображали сразу четверо или шестеро парней, один из которых запрокидывал голову вниз, изображая лицо «умруна». Актёра на последнюю роль выбирали по жребию, что могло быть пережитком глубокой древности). Вошедшие в избу обращались к хозяевам с вопросом: «На вашей могиле какого-то покойника нашли, не вашего ли прадедка?». Среди описаний старинных обычаев в Вологодской губернии есть и такой: на Святки иногда во время молодёжных игр вынимали из гроба случившегося в это время покойника (настоящего), «ущемляли в его зубах лучины и ставили его в угол светить». Последнее относится отчасти к теме похоронной обрядности и отношения к смерти (возможно — к теме «проводов на тот свет»), но именно на Святки грань между живыми и мёртвыми особо тонка.
Разумеется, перечисленными персонажами ряжение не исчерпывалось: рядились в медведя, быка, коня, цыгана или цыганку с ребёнком, солдата, нищего. Основным действием колядников собственно было исполнение песен-колядок, посвященных Рождеству. Кроме основных религиозных мотивов Рождества или библейской, известны колядки с земледельческими мотивами («Мы не сами идём, мы козу ведём. Где коза ходит, там жито родит»), мотивы охотничьи («Чей спіймаєте дивноє зверя, дивноє зверя, тура-оленя. Як спіймаєте, відразу вб'єте, відразу вб'єте, роги зшибете, роги зшибете, шубу здоймете»), военные («Та відтіль виступає великоє військо, а попереду пан Івашко йде, Івашко йде, коника веде»), свадебные (призванные напророчить счастливую свадьбу в доме, где колядуют), сказочно-мифологические (например, Солнце, Месяц и Дождь хвалятся в гостях у хозяина дома своей силою или герой обретает зверей-помощников после согласия не стрелять в них на охоте). Разыгрывались колядниками и бытовые сценки: рекрутский набор, венчание, ярмарку, рыбалку, «водили» козу или коня, требуя съестного им на прокорм. Повсеместно было принято и принято сейчас щедро одаривать исполнителей, раньше продуктами, нынче чаще деньгами и конфетами.
Не стоит думать, что общинные посиделки с явно нехристианской направленностью беспокоили только суровых протестантов. Например, указ Киевской духовной консистории 1719 г. гласил:
...дабы везде в городах, местечках и сёлах малороссийских поперестали богомерзских молодых людей зборища на вкулачки, Богу и человеком ненавистные гуляния, прозываемия вечурницы, на которые многие люде молодие и неповстягливие от родителей своих мужеска и женска полу дети по ночам купами собираючися, неисповедимия безчиния и мерзкия беззакония творять, справуючи себе игри, танцы и всякие пиятихи скверная в воздух оскверняючая песней восклицания и козлогласования, откуду походят галаси, зачепки до сваров и заводов, почему наибардзей последуют и забойства...
Также на Украине и юге России хорошо известно, живо и распространено и по сей день пор пение щедровок (щедрівок) и сеяние: дети ходят по домам и «посевают» с песнями смесь разных зёрен, раньше — на урожай, а теперь на достаток и благополучие в доме. Щедровки, в отличие от колядок с их выраженной христианской тематикой, приурочены не к Рождеству, а к Новому Году, точнее к дням св. Мелании, в народном произношении Маланки 13 января (31 декабря старого стиля) и св. Василия 14 января (1 января старого стиля). Основная тематика их связана с достатком и грядущим изобилием в доме и плодородием в поле, что, как и само сеяние, восходит к дохристианским временам. Подобно колядникам, щедрующих, как правило, щедро же одаряют хозяева: дар за дар, скупость же обернётся скудостью.
К традициям этого времени у южных славян (словенов, сербов, хорватов, болгар) относится обычай, позволяющий глубже понять и нагляднее представить западноевропейские традиции, связанные с Йольским поленом. Это сложный комплекс ритуалов с «бадняком» (словенские и сербохорватские наименования его — glava, hreb). У хорватов на островах Адриатики за несколько дней до Рождества дети и молодёжь начинали собирать топливо на костровище по селу и в лесу, причём у хозяев, которые ничего не дали, дрова или рухлядь утаскивали самовольно. Всё это складывалось возле церкви, и в Сочельник с наступлением полуночи зажигался костёр, поддерживавшийся до Крещения, у которого собиралась вся община, старики за разговором и вином, молодёжь за играми и песнями. При этом костёр этот, как и домашнее полено там, где уже исчезла традиция общинных костров, именовался бадняком. В случае домашнего бадняка, дерево для него срубали рано утром перед восходом Солнца, делать это полагалось старейшему в семьё. Перед тем, как срубить дерево, домакин (глава семьи) наклонял его к востоку, осыпал житом, а в некоторых местах преломлял над ним специально испечённый калач, половину которого съедали, а половину оставляли на пне от срубленного дерева как жертву. В некоторых местностях бадняк назывался святым, и хозяин дома обращался к нему, поздравляя с Сочельником и Рождеством и поясняя: «Отнесём тебя в дом. И будешь там помощником верным во всяком успехе и несчастье, в доме, в загоне для скота, в поле и везде». Верхушке колоды при этом придавался антропоморфный вид за счет вытесанной бороды. Эта верхняя часть бадняка, с бородой, вынималась из очага, хранилась до будущего года и клалась в следующий Сочельник снизу, под принесённый новый. Домакина с бадняком встречали с вином и хлебом, в очаг фигура клалась бородой к востоку, её посыпали зерном и поливали вином. В некоторых местностях в бадняке провёртывалось отверстие, и именно в него сыпали пшеницу, лили вино, масло, мёд. К бороде бадняка подносили калач и поливали её вином. Бадняк целовал сперва домакин, за тем все члены семьи. При этом каждый брал немного от поставленных возле бадняка калача, сахара, овощей и фруктов; таким образом сила бадняка передавалась людям. Об этом говорило и обращение домакина: «Я тебя вином и пшеницей, а ты мне всяким добром и успехом». Изобразив на бадняке знак креста, хозяин добавлял: «Дай нам Бог в изобилии хлеба, масла и вина, живым здоровье, а мёртвым покой». После ужина ударяли по стволу кочергой со словами: «Да будет столько скота, сколько искр». Также было принято во время Святок задавать домашним животным больше корма.
Святочные гадания славян настолько разнообразны, что перечислить можно лишь малую часть. Все восточные славяне знали гаданье «на мосту»: в изголовье кровати или под ней ставят миску с водой, но которой лежит «мост» из соломы или щепки. Перед сном девушка просит своего будущего мужа провести её по мосту и это должно присниться. Гадая в бане, обращались к баннику. В северных губерниях девушки брали землю из-под девяти столбов забора, бросали её на каменку и приговаривали: «Банничек, девятиугольничек! Скажи, за кем мне быть замужем?» Приносили в дом курицу или петуха, и смотрели, чьё зерно они станут клевать, аналогичным образом южнорусская молодёжь резала на тонкие ломтики хвост поросёнка, надевала на палочки и запускали собаку, угадывая по выбранному ею кусочку, кто первым женится или выйдет замуж. Подслушивали под чужими окнами, взяв с собою блин, испеченный утром в рождество или ложку кутьи: по отдельным разобранным словам можно было узнать судьбу. При подблюдных гаданиях, пропев куплет песни, вынимали из накрытого блюда кольцо или другой предмет. К его владельцу спетое и относилось.
Всё перечисленное лишь малая доля того, что можно узнать о Тринадцати Йольских Ночах. Но гораздо важнее не знать всё, а прожить и ощутить; не просто накопить информацию, но обрести мудрость. Именно такого — личного и благого — опыта всем и желаю в близящееся время открытых дверей Межмирья.
Удачи!
Использованные материалы.
читать дальшеÁrni Björnsson, «High Days and Holidays in Iceland» (ch. Jól)
R.Cleasby, G. Vigfusson «Icelandic-English Dictionary»
Terry Gunnell «Grýla, grýlur, grøleks and skeklers: folk drama in the north atlantic in the early middle ages?»
К. Гундарссон, Д.Паксон и др. «Наш Трот», глава 47.
К. Х. Гундарсон «Дикая Охота и Неистовое Полчище в фольклоре», перевод с английского А. Васильева (aka Ulfr Gunnarsson Svart)
«В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре», cб. под редакцией Е.Рачинской.
«Скандинавская мифология. Энциклопедия», составитель и редактор К. Королёв.
Н.Пенник, П.Джонс. «История языческой Европы»
Н.Н.Велецкая. «Языческая символика славянских архаических ритуалов»
Н.Н.Велецкая. «Символы славянского язычества»
Д.К.Зеленин. «Восточные славяне. Кто они?»
C.Ермолаев, Д.Гаврилов. «Время богов и время людей»
О.Воропай. «Звичаï нашого народу»
«Сайт для современных ведьм» Ведьмы и ЙОЛЬ, YULE, JOL, JUL и ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ (авторы _mjawa, vetrovsk, shellir, knjazhna, Soit, Linnen)
Википедия. Статьи «Крампус», «Коляда» и «Ряженье».
-
-
04.01.2022 в 14:19