Несколько слов о статье Дагульфа Лоптсона. И, совсем краем, о перспективах.
В своей, недавно возвращённой к жизни статье ( paganka.blog/2018/10/30/what-is-heathenry-missi... ), автор сетует на ограниченность германского язычества, и пишет о совмещении многими его коллегами различных пантеонов как о явлении естественном и даже неизбежном. Также автор сетует на “ксенофобию” последователей германского язычества, мешающую “искать вдохновение в других культурах или одновременно практиковать больше, чем одну традицию”. У автора прозвучали названия сантерии и индуизма, буддизма, вики, даосизма и вообще всего, в список, кажется, не попали только три авраамические религии (даже странно, отчего). Разумеется, всеядность и эклектичность мышления свойственны современной культуре, любовно выпествованы нью-эйджем, и не обременительны носителям. Однако почему твердолобые консерваторы-«германцы» так против совмещения традиций и затыкания лакун в асатру иными учениями?
читать дальше
Аргументируя необходимость вовлечения внешних идей, автор пишет, что наша традиция была прервана и в ней достаточно лакун даже в мифологии, не говоря уже о разработках теологии (начать которые недавно призывал Карл Сейфрид, например paganka.blog/2018/02/05/dragocennaya-nosha-o-no... т.е. проблема присутствует) или философии. Потому Д. Лоптсону традиция видится недостаточно глубокой и ограничивающей развитие её последователей. Также автору не хватает инструкций: молитв, ритуалов, священного танца и песнопений, священных писаний. Поскольку язычество принципиально не религия Откровения, речь идёт, видимо, о комментариях к Преданию, которые бы стали сами Священным Преданием благодаря ауре авторитета и времени. Короче, в народной религии человеку не хватает церковного канона (за отступление от которого, как известно, всегда сильно прилетало… и имеющуюся у нас замену которого автор предлагает нам самим же расшатать заимствованиями. Не лишено иронии, однако.). Также не хватает “сильного (и точного) гадания, жертвоприношения, осознания линии преемственности традиции, магии, которая действительно работает”, и тут я в некотором недоумении, поскольку уверена была, что всё это в наличии. Потому ограничимся вопросами обрядности, теологии, мифологии и некоторыми психотехниками.
Источником, откуда можно взять недостающее, предлагается индуизм, “самый близкий живой индоевропейский родственник нашей религии”. В процессе обсуждения статьи был сформулирован и такой довод “за”: взаимовлияние и взаимопроникновение культур в процессе их развития (на культуру германцев влияли вместе или по отдельности кельты, римляне, славяне и угро-финны, так почему бы сегодня и не индоарии?).
В принципе, всё сказанное верно, но Локи, как водится, играет деталями.
Автор предлагает ”посмотреть на то, как огненное жертвоприношение [прим. - это пример практики, можно вставить любую] совершается в живых политеистических культурах, какие молитвы произносятся, какие Божества связаны с ним, когда и почему применяется этот ритуал, какие символы являются общими для обеих культур, а затем использовать это в качестве строительного материала для практики, которая легко вписывается в североевропейский контекст”. Автора не занимает вопрос культурной идентичности германского язычества, поскольку он полагает её уже давно мёртвой, а саму веру новоделом родом из 60х (словно это отменяет проблему идентичности, особенно острую в современном мире). Причиной выбора именно индуизма для реставрации веры древних германцев для него является принадлежность последнего родственным индоевропейцам.
Попробуем оценить эту близость.
Для начала придётся в тысячный раз повторить, что принадлежность к единой лингвистической семье вовсе не означает принадлежности к одному народу и одной культуре. Общие праиндоевропейские предки могли быть как неким единым племенем, так и с гораздо большей долей вероятности, рядом племён, говорящих на общем языке. Тот факт, что благие боги индоиранцев – ахуры – стали для индоариев демоническими существами – асурами, намекает, что племена были разные (боги врагов нам и нашим богам враждебны, всё логично). Однако датируют зарождение этой вычисленной общности IV тысячелетием (40 веков) до нашей эры. Проникновение индоариев на територию полуострова Индостан полуострова длилось с 12 по 7й века до нашей эры. И всё это время предки германцев, кельтов, балтов и славян тоже потихоньку куда-то откочёвывали – в совсем другом направлении. За века успел измениться язык, разделившись на группу сатем (славяне, балты, индийцы) и кентум (греки, кельты, германцы). И “Ригведа” (составленная в 17 – 11 веках до нашей эры) была записана после 4 века уже нашей эры вовсе не на том языке, на котором говорили пришельцы на земли Ютландии (из них примерно в 6 веке до н.э. успели выделиться собственно германцы). И взгляды обеих народов так или иначе успели претерпеть массу независимых изменений и внешних, не сходных друг с другом влияний.
Потому, говоря об общей протоиндоевропейской религии, надо всегда помнить, что мы имеем дело с конструктом, полученным методом “интерполяции назад” из дошедших до нас мифологий разных эпох и разных народов, усреднённой картиной вероятного. С этим конструктом можно работать, им даже можно закрывать некоторые лакуны в наших знаниях, но индивидуального в нём (а также в построенных на его базе теориях) уже нет, на основании него нельзя было бы “вычислить” Одина и Соль, Тюра и Скади… И надо всегда отдавать в этом отчёт. Как и в том, что Индия Средних веков уже далеко те не кочевые племена ямной культуры (примем эту гипотезу), которые предположительно почитали Отца-Небо и Громовержца. И обращение к Тору как к Индре, а Тюру как к Дьяусу (автор именно что предлагает брать готовую обрядность, те формы, что завязаны на культурные особенности, историю, мифологию и космогонию индуизма) попахивает, с моей точки зрения, издевательством: божества, даже если это они, давно сменили свои роли, придя к германцам в ином облике. Разумеется, автору это не помешало сблизить Локи и Агни, как мы помним из одной из его статей (и гимны с ритуалами сочинять самому не надо, всё у Агни уже есть). Не говорю о случаях ещё более сомнительных отождествлений по функционалу: например, роль Вайю, господина ветров, у наc разделяют Один, Тор и Ньёрд и пара ётунов в придачу. А Вишну у нас Вилли или Ве будет?..
Я не призываю не проводить совсем аналогий или вовсе не использовать чужие наработки. Но это именно то поле, на котором следует быть очень и очень осторожным. И помнить, что хоть германцы со скандинавами и брали многое от соседей (как это бывает в любых народных и лишённых строгого канона религиях), от римлян до славян и саамов, даже от христиан брали, прижилось только то, что соответствовало запросам их культуры. И обычно заимствовалась не идеология, но образы, наполняемые новым содержанием, бродячие сюжеты мифологии (Сталкивающиеся горы — Симплегады — Хнитбьёрг , римские медальоны — брактеаты…а тёсаные алтари римлян — только на территории этих самых римлян, и практически никогда дома).
Кстати, ведь в русскоязычном германском и скандинавском язычестве (изумительно звучит, но именно так обстоят дела в наших краях) сейчас развивается сразу три направления обрядности – на русском языке, на древнесеверном и на прагерманском… Неужели мало? Хоть это выучить бы.
Ещё среди того, чего нам не хватает и что стоит позаимствовать, были названы теология и философия, хотя мысль эту автор и не конкретизировал примерами. А зря.
Ведь там, где теология и философия есть, они развивались людьми, принадлежавшими к соответствующей традиции ― и, архиважно, на базе этой традиции. На базе именно её космогонии, норм морали, ценностных и правовых установок, образа жизни, наконец. Каждое общество, так или иначе, имеет несколько идеалов “правильного человека” в зависимости от социальной роли, пола, возраста. Имеет каждая культура и некий образ того, каким человек должен стать и чего достичь в области сакрального, чтобы стать примером для подражания (пусть даже удаётся это одному из тысяч). В христианстве это идеал святости, когда воля человеческая становится лишь проявлением божественной, в буддизме ― достижение состояния Будды и выход из цикла перерождений, которые наполнены страданием как следствием людских заблуждений (психологи, возможно, скажут, что и то, и другое подразумевает отказ от Эго). А в дошедших до нас положениях индуизма эпохи “Упанишад” (8-3 вв. до н.э) и более поздних ― сверхценностью является осознание иллюзорности бренного мира и, вновь, слияние духом с брахманом-Абсолютом, началом, принципиально не имеющим определений, через познание и/или любовь к божеству.
Похоже на устремления германских и скандинавских язычников первого тысячелетия нашей эры? Где единственное, что у людей бессмертно и бесспорно ― слава деяний достойных? И ведь “Речи Высокого” считаются близкими по духу не дружинной культуре, достаточно ограниченной, но культуре основы скандинавского общества ― свободных бондов.
Оговорка про “Упанишады” прозвучала не зря, именно с этого периода зафиксировано в текстах развитие индуистской религиозной философии идеализма как таковой. Более ранние гимны “Ригведы” и ритуалы “Яджурведы” вполне укладываются в схему “договора и взаимных обязательств с богами”, действующую и у германцев, в классическом шаманизме (вместо богов стороной договора выступать могут духи) и, кажется, в сантерии (тут моих знаний явно недостаточно). Тот факт, что германцам и их предкам с данным мировоззрением было комфортно вплоть до X века уже нашей эры, достаточно показателен, кстати. В каком бы направлении пошло развитие мысли скандинавского язычества далее ― не известно, мысль античная, например, породила широкий спектр течений, где неоплатонизм был лишь одним из многих (и, думается, во многом ответом на вызовы набирающего силу христианства).
При этом надо помнить, что даже прикладные практики всегда изначально заточены на достижение “сверхзадач” своей культуры. Это не значит, что надо отказываться от медитаций, йоги или цигуна. Техники, особенно на начальных стадиях, в любом случае ориентированы на людские организм и психику, и все мы люди. Но едва ли вдумчивое совершенствование на каком-то пути обходится без самовоспитания разума, так что стоит решить, является ли истинной целью человека, например, состояние самадхи (гармонии и исчезновения различия между внутренним и внешним, остановка внутреннего диалога, восторг прикосновения к божественному), естественное для индуизма и буддизма, но не вполне тождественное дару Одина ― яростному вдохновению. Причём для достижения самадхи требуется осознание влияния кармических сил...стоп, а какая такая карма в Асатру?
Тут приходится либо, как автору сабжа, пожаловаться на “явную ограниченность” нашего язычества и начать его дополнять. Либо развивать свои собственные пути, понятийный аппарат и практики (в том числе, разумеется, и учитывая знакомство с другими учениями, взаимное влияние и удачное “пиратство”). Что, безусловно, очень не просто, и зачастую принимает пародийные или откровенно плагиаторские формы ― в меру таланта первопроходцев... Но пытаться что-то начать вообще трудно.
И я согласна с автором статьи, что гадание на рунах ― одно из стихийно сложившихся и успешных расширений исходных практик вынимания жребия. Как только руны ушли от искусственной мистики фон Листа с его арманизмом и воданизмом, а так же от явно лишней (и кармической именуемой) пустой руны, то даже заимствования из Таро некоторых форм вопрошания (не сути арканов, однако) не стало помехой. Пример неуспешной практики ― злополучная руническая йога, построенная по формальным критериям, и игнорирующая такую мелочь, как строение человека на всех его уровнях.
Впрочем, техники вещь полезная, но сугубо прикладная, а что у нас со сверхзадачами и идеалом? Помимо, будем надеяться, всё-таки не массовой смерти вооружённым и от оружия, о чём так любят постить картинки с девизами в околосеверных пабликах.
Согласно классификации немецкого философа Вальтера Шубарта (1897-1942 гг., “Европа и душа Востока”) есть четыре обобщённых образа-архетипа человека:
1)гармоничный человек воспринимает мироздание, как совершенное, исполненное гармонией и не подлежащее человеческому упорядочению и не нуждающееся в целенаправленной эволюции. Наверное, даосизм с его недеянием даже в действии, будет наиболее полным воплощением данного принципа.
2)героический человек видит присутствие хаоса в мире и считает себя призванным упорядочить этот хаос, окультурить, миру ставятся цели определяемые самой личностью. Тут героизм означает любую деятельность, будь то социальные преобразования, освоение новых земель или космического пространства (самое время вспомнить сотворение Мира-в-ограде и противостояние асов с ётунами и хтоническим началом, чем пронизано наследие наших духовных предшественников. Или конунга Олава Дровосека, осваивавшего непроходимые леса, колонизаторов Исландии и Гренландии...)
3)аскетический человек по Шубарту воспринимает жизнь как заблуждение, иллюзию, он отказывается от мира внешнего ради того, который считает единственно-истинным ― сакрального, и при этом не ставит целью что-либо изменить в мире материальном, кроме своего поведения, ибо этот мир изначально есть заблуждение (философия индуизма и буддизма едва ли бы стала спорить).
4)мессианский человек ― человек, чувствующий в себе призвание создать на земле не просто лучший, но подчинённый сакральному началу, более возвышенный, уклад, миру ставятся цели, определяемые представлением человека о воле свыше (как легко догадаться, Шубарт был убеждённым христианином, не отрицая при этом боговдохновенности пророков иных религий, вроде Будды или Заратустры, но полностью отрицая её за героическим идеалом. Вообще-то, научным его труд можно назвать с изрядной натяжкой, это типичная проповедь. Однако в предлагаемой классификации, как мне кажется, что-то есть).
Ответом на вызов становятся: согласие с миром, преобразование мира, бегство от мира. Причём в реакции преобразования мира героический и мессианский человек не слишком-то отличаются (хотя сам В.Шубарт считал иначе), различается лишь источник идеала и конечная цель этого преобразования. Никогда Один не заповедовал строить Асгард на земле, доверяя выбор социальных конструкций людям (и вместе с выбором ― право на ошибки, разумеется).
Конечно же, ни одна культура не может быть сведена к единственному типу ответа. Однако мессианство принципиально не свойственно язычеству (хоть и свойственно некоторым язычникам), а отказ от сосредоточения на внешнем мире как неистинном ― язычеству германскому (и, по моему убеждению, вряд ли стоит заимствовать этот взгляд у восточной философии, в конце концов, никто не мешает просто принять буддизм или обратиться к высшей йоге).
Гармоничный же или героический тип ответа (опять-таки, вопреки мнению Шубарта, вовсе не исключающий сакрализацию повседневного) вполне, как мне кажется, могут стать основой для выработки нашего современного образа Правильного для той или иной ситуации. Как и главный принцип традиционных обществ ― принимать всё, что способствует выживанию социума с максимальным сохранением его, социума, самоидентификации.
Однако, всё это разработки будущего, которое, надеюсь, у норн для нас предусмотрено.
В своей, недавно возвращённой к жизни статье ( paganka.blog/2018/10/30/what-is-heathenry-missi... ), автор сетует на ограниченность германского язычества, и пишет о совмещении многими его коллегами различных пантеонов как о явлении естественном и даже неизбежном. Также автор сетует на “ксенофобию” последователей германского язычества, мешающую “искать вдохновение в других культурах или одновременно практиковать больше, чем одну традицию”. У автора прозвучали названия сантерии и индуизма, буддизма, вики, даосизма и вообще всего, в список, кажется, не попали только три авраамические религии (даже странно, отчего). Разумеется, всеядность и эклектичность мышления свойственны современной культуре, любовно выпествованы нью-эйджем, и не обременительны носителям. Однако почему твердолобые консерваторы-«германцы» так против совмещения традиций и затыкания лакун в асатру иными учениями?
читать дальше
Аргументируя необходимость вовлечения внешних идей, автор пишет, что наша традиция была прервана и в ней достаточно лакун даже в мифологии, не говоря уже о разработках теологии (начать которые недавно призывал Карл Сейфрид, например paganka.blog/2018/02/05/dragocennaya-nosha-o-no... т.е. проблема присутствует) или философии. Потому Д. Лоптсону традиция видится недостаточно глубокой и ограничивающей развитие её последователей. Также автору не хватает инструкций: молитв, ритуалов, священного танца и песнопений, священных писаний. Поскольку язычество принципиально не религия Откровения, речь идёт, видимо, о комментариях к Преданию, которые бы стали сами Священным Преданием благодаря ауре авторитета и времени. Короче, в народной религии человеку не хватает церковного канона (за отступление от которого, как известно, всегда сильно прилетало… и имеющуюся у нас замену которого автор предлагает нам самим же расшатать заимствованиями. Не лишено иронии, однако.). Также не хватает “сильного (и точного) гадания, жертвоприношения, осознания линии преемственности традиции, магии, которая действительно работает”, и тут я в некотором недоумении, поскольку уверена была, что всё это в наличии. Потому ограничимся вопросами обрядности, теологии, мифологии и некоторыми психотехниками.
Источником, откуда можно взять недостающее, предлагается индуизм, “самый близкий живой индоевропейский родственник нашей религии”. В процессе обсуждения статьи был сформулирован и такой довод “за”: взаимовлияние и взаимопроникновение культур в процессе их развития (на культуру германцев влияли вместе или по отдельности кельты, римляне, славяне и угро-финны, так почему бы сегодня и не индоарии?).
В принципе, всё сказанное верно, но Локи, как водится, играет деталями.
Автор предлагает ”посмотреть на то, как огненное жертвоприношение [прим. - это пример практики, можно вставить любую] совершается в живых политеистических культурах, какие молитвы произносятся, какие Божества связаны с ним, когда и почему применяется этот ритуал, какие символы являются общими для обеих культур, а затем использовать это в качестве строительного материала для практики, которая легко вписывается в североевропейский контекст”. Автора не занимает вопрос культурной идентичности германского язычества, поскольку он полагает её уже давно мёртвой, а саму веру новоделом родом из 60х (словно это отменяет проблему идентичности, особенно острую в современном мире). Причиной выбора именно индуизма для реставрации веры древних германцев для него является принадлежность последнего родственным индоевропейцам.
Попробуем оценить эту близость.
Для начала придётся в тысячный раз повторить, что принадлежность к единой лингвистической семье вовсе не означает принадлежности к одному народу и одной культуре. Общие праиндоевропейские предки могли быть как неким единым племенем, так и с гораздо большей долей вероятности, рядом племён, говорящих на общем языке. Тот факт, что благие боги индоиранцев – ахуры – стали для индоариев демоническими существами – асурами, намекает, что племена были разные (боги врагов нам и нашим богам враждебны, всё логично). Однако датируют зарождение этой вычисленной общности IV тысячелетием (40 веков) до нашей эры. Проникновение индоариев на територию полуострова Индостан полуострова длилось с 12 по 7й века до нашей эры. И всё это время предки германцев, кельтов, балтов и славян тоже потихоньку куда-то откочёвывали – в совсем другом направлении. За века успел измениться язык, разделившись на группу сатем (славяне, балты, индийцы) и кентум (греки, кельты, германцы). И “Ригведа” (составленная в 17 – 11 веках до нашей эры) была записана после 4 века уже нашей эры вовсе не на том языке, на котором говорили пришельцы на земли Ютландии (из них примерно в 6 веке до н.э. успели выделиться собственно германцы). И взгляды обеих народов так или иначе успели претерпеть массу независимых изменений и внешних, не сходных друг с другом влияний.
Потому, говоря об общей протоиндоевропейской религии, надо всегда помнить, что мы имеем дело с конструктом, полученным методом “интерполяции назад” из дошедших до нас мифологий разных эпох и разных народов, усреднённой картиной вероятного. С этим конструктом можно работать, им даже можно закрывать некоторые лакуны в наших знаниях, но индивидуального в нём (а также в построенных на его базе теориях) уже нет, на основании него нельзя было бы “вычислить” Одина и Соль, Тюра и Скади… И надо всегда отдавать в этом отчёт. Как и в том, что Индия Средних веков уже далеко те не кочевые племена ямной культуры (примем эту гипотезу), которые предположительно почитали Отца-Небо и Громовержца. И обращение к Тору как к Индре, а Тюру как к Дьяусу (автор именно что предлагает брать готовую обрядность, те формы, что завязаны на культурные особенности, историю, мифологию и космогонию индуизма) попахивает, с моей точки зрения, издевательством: божества, даже если это они, давно сменили свои роли, придя к германцам в ином облике. Разумеется, автору это не помешало сблизить Локи и Агни, как мы помним из одной из его статей (и гимны с ритуалами сочинять самому не надо, всё у Агни уже есть). Не говорю о случаях ещё более сомнительных отождествлений по функционалу: например, роль Вайю, господина ветров, у наc разделяют Один, Тор и Ньёрд и пара ётунов в придачу. А Вишну у нас Вилли или Ве будет?..
Я не призываю не проводить совсем аналогий или вовсе не использовать чужие наработки. Но это именно то поле, на котором следует быть очень и очень осторожным. И помнить, что хоть германцы со скандинавами и брали многое от соседей (как это бывает в любых народных и лишённых строгого канона религиях), от римлян до славян и саамов, даже от христиан брали, прижилось только то, что соответствовало запросам их культуры. И обычно заимствовалась не идеология, но образы, наполняемые новым содержанием, бродячие сюжеты мифологии (Сталкивающиеся горы — Симплегады — Хнитбьёрг , римские медальоны — брактеаты…а тёсаные алтари римлян — только на территории этих самых римлян, и практически никогда дома).
Кстати, ведь в русскоязычном германском и скандинавском язычестве (изумительно звучит, но именно так обстоят дела в наших краях) сейчас развивается сразу три направления обрядности – на русском языке, на древнесеверном и на прагерманском… Неужели мало? Хоть это выучить бы.
Ещё среди того, чего нам не хватает и что стоит позаимствовать, были названы теология и философия, хотя мысль эту автор и не конкретизировал примерами. А зря.
Ведь там, где теология и философия есть, они развивались людьми, принадлежавшими к соответствующей традиции ― и, архиважно, на базе этой традиции. На базе именно её космогонии, норм морали, ценностных и правовых установок, образа жизни, наконец. Каждое общество, так или иначе, имеет несколько идеалов “правильного человека” в зависимости от социальной роли, пола, возраста. Имеет каждая культура и некий образ того, каким человек должен стать и чего достичь в области сакрального, чтобы стать примером для подражания (пусть даже удаётся это одному из тысяч). В христианстве это идеал святости, когда воля человеческая становится лишь проявлением божественной, в буддизме ― достижение состояния Будды и выход из цикла перерождений, которые наполнены страданием как следствием людских заблуждений (психологи, возможно, скажут, что и то, и другое подразумевает отказ от Эго). А в дошедших до нас положениях индуизма эпохи “Упанишад” (8-3 вв. до н.э) и более поздних ― сверхценностью является осознание иллюзорности бренного мира и, вновь, слияние духом с брахманом-Абсолютом, началом, принципиально не имеющим определений, через познание и/или любовь к божеству.
Похоже на устремления германских и скандинавских язычников первого тысячелетия нашей эры? Где единственное, что у людей бессмертно и бесспорно ― слава деяний достойных? И ведь “Речи Высокого” считаются близкими по духу не дружинной культуре, достаточно ограниченной, но культуре основы скандинавского общества ― свободных бондов.
Оговорка про “Упанишады” прозвучала не зря, именно с этого периода зафиксировано в текстах развитие индуистской религиозной философии идеализма как таковой. Более ранние гимны “Ригведы” и ритуалы “Яджурведы” вполне укладываются в схему “договора и взаимных обязательств с богами”, действующую и у германцев, в классическом шаманизме (вместо богов стороной договора выступать могут духи) и, кажется, в сантерии (тут моих знаний явно недостаточно). Тот факт, что германцам и их предкам с данным мировоззрением было комфортно вплоть до X века уже нашей эры, достаточно показателен, кстати. В каком бы направлении пошло развитие мысли скандинавского язычества далее ― не известно, мысль античная, например, породила широкий спектр течений, где неоплатонизм был лишь одним из многих (и, думается, во многом ответом на вызовы набирающего силу христианства).
При этом надо помнить, что даже прикладные практики всегда изначально заточены на достижение “сверхзадач” своей культуры. Это не значит, что надо отказываться от медитаций, йоги или цигуна. Техники, особенно на начальных стадиях, в любом случае ориентированы на людские организм и психику, и все мы люди. Но едва ли вдумчивое совершенствование на каком-то пути обходится без самовоспитания разума, так что стоит решить, является ли истинной целью человека, например, состояние самадхи (гармонии и исчезновения различия между внутренним и внешним, остановка внутреннего диалога, восторг прикосновения к божественному), естественное для индуизма и буддизма, но не вполне тождественное дару Одина ― яростному вдохновению. Причём для достижения самадхи требуется осознание влияния кармических сил...стоп, а какая такая карма в Асатру?
Тут приходится либо, как автору сабжа, пожаловаться на “явную ограниченность” нашего язычества и начать его дополнять. Либо развивать свои собственные пути, понятийный аппарат и практики (в том числе, разумеется, и учитывая знакомство с другими учениями, взаимное влияние и удачное “пиратство”). Что, безусловно, очень не просто, и зачастую принимает пародийные или откровенно плагиаторские формы ― в меру таланта первопроходцев... Но пытаться что-то начать вообще трудно.
И я согласна с автором статьи, что гадание на рунах ― одно из стихийно сложившихся и успешных расширений исходных практик вынимания жребия. Как только руны ушли от искусственной мистики фон Листа с его арманизмом и воданизмом, а так же от явно лишней (и кармической именуемой) пустой руны, то даже заимствования из Таро некоторых форм вопрошания (не сути арканов, однако) не стало помехой. Пример неуспешной практики ― злополучная руническая йога, построенная по формальным критериям, и игнорирующая такую мелочь, как строение человека на всех его уровнях.
Впрочем, техники вещь полезная, но сугубо прикладная, а что у нас со сверхзадачами и идеалом? Помимо, будем надеяться, всё-таки не массовой смерти вооружённым и от оружия, о чём так любят постить картинки с девизами в околосеверных пабликах.
Согласно классификации немецкого философа Вальтера Шубарта (1897-1942 гг., “Европа и душа Востока”) есть четыре обобщённых образа-архетипа человека:
1)гармоничный человек воспринимает мироздание, как совершенное, исполненное гармонией и не подлежащее человеческому упорядочению и не нуждающееся в целенаправленной эволюции. Наверное, даосизм с его недеянием даже в действии, будет наиболее полным воплощением данного принципа.
2)героический человек видит присутствие хаоса в мире и считает себя призванным упорядочить этот хаос, окультурить, миру ставятся цели определяемые самой личностью. Тут героизм означает любую деятельность, будь то социальные преобразования, освоение новых земель или космического пространства (самое время вспомнить сотворение Мира-в-ограде и противостояние асов с ётунами и хтоническим началом, чем пронизано наследие наших духовных предшественников. Или конунга Олава Дровосека, осваивавшего непроходимые леса, колонизаторов Исландии и Гренландии...)
3)аскетический человек по Шубарту воспринимает жизнь как заблуждение, иллюзию, он отказывается от мира внешнего ради того, который считает единственно-истинным ― сакрального, и при этом не ставит целью что-либо изменить в мире материальном, кроме своего поведения, ибо этот мир изначально есть заблуждение (философия индуизма и буддизма едва ли бы стала спорить).
4)мессианский человек ― человек, чувствующий в себе призвание создать на земле не просто лучший, но подчинённый сакральному началу, более возвышенный, уклад, миру ставятся цели, определяемые представлением человека о воле свыше (как легко догадаться, Шубарт был убеждённым христианином, не отрицая при этом боговдохновенности пророков иных религий, вроде Будды или Заратустры, но полностью отрицая её за героическим идеалом. Вообще-то, научным его труд можно назвать с изрядной натяжкой, это типичная проповедь. Однако в предлагаемой классификации, как мне кажется, что-то есть).
Ответом на вызов становятся: согласие с миром, преобразование мира, бегство от мира. Причём в реакции преобразования мира героический и мессианский человек не слишком-то отличаются (хотя сам В.Шубарт считал иначе), различается лишь источник идеала и конечная цель этого преобразования. Никогда Один не заповедовал строить Асгард на земле, доверяя выбор социальных конструкций людям (и вместе с выбором ― право на ошибки, разумеется).
Конечно же, ни одна культура не может быть сведена к единственному типу ответа. Однако мессианство принципиально не свойственно язычеству (хоть и свойственно некоторым язычникам), а отказ от сосредоточения на внешнем мире как неистинном ― язычеству германскому (и, по моему убеждению, вряд ли стоит заимствовать этот взгляд у восточной философии, в конце концов, никто не мешает просто принять буддизм или обратиться к высшей йоге).
Гармоничный же или героический тип ответа (опять-таки, вопреки мнению Шубарта, вовсе не исключающий сакрализацию повседневного) вполне, как мне кажется, могут стать основой для выработки нашего современного образа Правильного для той или иной ситуации. Как и главный принцип традиционных обществ ― принимать всё, что способствует выживанию социума с максимальным сохранением его, социума, самоидентификации.
Однако, всё это разработки будущего, которое, надеюсь, у норн для нас предусмотрено.