Our Troth. Глава 26. Душа, смерть и возрождение.

[Tradis]

Глава XXVI. Душа, смерть и возрождение.
(Soul, Death, and Rebirth)
«Душа» наших предшественников состояла из многих различных элементов, сотканных вместе, чтобы стать единым целым. Как отмечает Э.Торссон (Edred Thorsson), «разительный раскол души и тела, столь сильно подчеркиваемый в христианстве, отсутствует в истинном знании о душе. Мы скорее говорили бы о комплексе тела-души-ума для более полного понимая не только отдельных частей, но также того, как они связаны между собою» ( «Книга Трота» (A Book of Troth, р.90, вариант перевода названия — «Книга Верности»)). Как обычно, оценка этих элементов изменяется от места к месту, от эпохи к эпохе. В настоящее время некоторыми людьми созданы ясные и упрядоченные описания различных частей души и путей, которыми они совместно работают, хотя вопрос, были ли представления наших предшественников столь систематизированы, остаётся открытым. Некоторые находят эти модели чрезвычайно полезными; некоторые — нет. Вероятно, наиболее точная из подобных моделей — та, что приведена Эдредом Торссоном в «Книга Трота». В ней различные элементы целостной самости показаны как перекрывающиеся, переплетённые окружности (p. 91).

О строении души

Свейн Воденинг, глубоко проанализировав знания о душе англосаксов, вводит систему, которая подобна, но не идентична системе Торссона. Он используем саксонский и английский термин *ferth для описания всех не-физических частей комплекса «тела души» за исключением спутника или двойника-fetch (см.далее). Эта часть (ferth) переживает смерть и способна видеть или путешествовать по другим мирам, когда тело ещё живо. Ferth был для наших предшественников тем же, чем является «Я» (Самость, Эго) для современной психологии — вместилищем в душе памяти, интеллекта и эмоций. Древнеанглийсий знает это как «разум» (современное английское mind, OE (Old English) mynd), «высшее» (high, OE hyge, ON (Old Norse) hugr), и «состояние-духа» (англ. mood, OE mód). Разум далее может бать разбит на gemynd (OE) или min (OE myne), и на orþanc (английское ur-thought, букв. «пра-мышление» или бессознательное). Min — личные воспоминания о деяниях, совершённых в течении всей жизни, так же как и приобретённые знания и мудрость. Orþanc, с другой стороны — мысль врождённая, наследственная память и/или инстинкт. Кто-то мог бы это назвать коллективным бессознательным. Всё это связано со спутником или двойником-fetch и с судьбой-ørlög, личной и родовой. Orþanc включает все поступки, уроки и ошибки предков по крови и названных, приёмных предков, некогда связанных со спутником-fetch души, храня их для использования индивидуумом. В то время как ørlög — это shilds (долги) и meeds (награды) прошлых дел, ожидающих возмещения, orþanc — память о деяниях самих по себе.
Высшее-high, подобно разуму-mind может также быть разбито на категории. Высшее-high делится на angit (OE andget), sefa (OE), и wit. Angit представляет собой пять чувств, при помощи которых мы получаем информацию об окружающем нас мире. Angit — «служба разведки» для ferth. В то время как angit собирает знания, sefa — это то, что использует информацию, sefa является местом рассуждений и размышления. Однако умозаключения angit и sefa ничего не стоят без ума-wit. Можно представить angit как клавиатуру компьютера, sefa как программу обработки данных (data processing program), и wit как программу поиска в памяти (memory retrieval) с разумом, являющимся постоянным запоминающим устройством-ПЗУ (автор пишет о ROM, Read-Only Memory — памяти, чья информация прописана однократно при изготовлении. За корректность сравнения спрос с автора).
Если mind и high легко поддаются объяснению, не так с mód и wode (древнеанглийское (OE) wod — также осовременивается в wood или просто wod). Mod — место эмоций, и наряду с wode и волей-will (OE willa), одна из самых «рунических» и тайных (dern) частей души. Mod управляет всеми эмоциями от простейших до самых сложных. Mod также связан с такими качествами, как смелость и are (честь). В древнеанглийском языке это слово комбинировалось со многими, чтобы выразить состояние сознания (deormodig — отважный разумом), в том же качестве, в каком слово «сердце» (heart) используется сегодня (напр. bold-hearted — отважный сердцем). Часто mod использовался вместо ferth или high, но следует осознать, что слово употребляли там, где бы мы использовали слово «сердце».
Если вдруг mod покажется недостаточно сложным, то его родственный аспект, wod, сложен более чем достаточно. В то время как mod управляет эмоциями, такими как отвага, wod господствует надо всем от экстаза и безумия и до вдохновения. Wod — это импровизация актёра, напряжение-подъём атлета, и вдохновение певца. Общая черта всего перечисленного — неослабевающее напряжение сродни навязчивой идее, и в этом состоянии человек способен на понимание и озарение казалось бы из ниоткуда. Некоторые сравнивают это состояние с daimonic психолога Ролло Мэя (Rollo May), которое, неконтролируемое, ведёт к безумию, но, используемое с мудростью, может воплотиться в великих деяниях (отметим, что даже готский христианин Ульфила переводил daimonizomenos и daimonistheis как wods — К.Х.Гундарссон). Wod — область Водана, и понимать, что есть wod означает лучше понимать бога. Достаточно странно, что wod был даром Вилли, бога воли-желания (англ. will имеет два значения), в прозаической «Эдде »(и брата Одина Хенира в «Прорицании вёльвы» — К.Х.Гундарссон). Если wod, похоже, приносит нам вдохновение извне, то воля- желание является тем, что приносит само-определение изнутри. Это воля, контролирующая wod, что позволяет нам бороться с плохим ørlög — или плыть по течению. Воля является частью ferth, которая позволяет нам приносить нечто от high или вдохновение от wod в физическую действительность Средиземья (Middenerd). Используя волю, можно вызвать main-удачу (см.далее) из незримых мест. И используя волю, чтобы управлять и вызвать wod, можно сделать многое, поскольку воля способна призвать это состояние, вместо того, что бы ждать, пока wod придёт сам.
Где воля терпит поражение, может победить удача. Связанная с духом, удача в древнеанглийском звалась speed (OE spæd), craft (OE cræft), main (OE mægen), thracu (OE), и might (OE miht). Иногда использовались и понятия «силы»: strength (сила) и thew (как сила разума, так и мускульная сила в совр. анлийском). Speed или main являются удачливостью или силой личности, которые определяют шансы на успех в любом предприятии. Это подобно древнесеверной концепции hamingja, настолько, насколько hamingja означала «удачу», а не имела значения путешествия части hame у спутника-fetch (см. далее). Speed-удача связана с eldorlog или ørlög, и как таковая, передаётся по линии рода. Хорошие деяния прибавляют main, в то время как злые дела main уменьшают. Тем, что делает main-удачу регулятором ørlög-судьбы, является fetch (ON fylgja или «тот, кто следует за, спутник», дух, неразлучно следующий за человеком; fetch в современном английском означает «призрака, привидение или двойника»)
Англосаксы не оставили записей со словом fetch, хотя название fæcce-mare (fetch-демон) появляется в документе IX столетия (возможно, впрочем, что писец имел в виду просто лошадь-кобылу). Первое появление fetch как записанного вне сложносоставного слова зафиксировано в шотландском диалекте, где также употреблялось слово wraith (дух, являющийся незадолго до смерти, ON vörðr — «страж» или «хранитель»), имея аналогичное значение. Fetch является независимой сущностью, присоединённой к душе на время жизни, пока не будет сотворено слишком много зла. Fetch записывает все деяния в ørlög. Ørlög, также называемый elderlog и orlaw (или ur-law, пра-закон), — запись всех дел, совершенных всеми теми, кто был связан с fetch-спутником, и он определяет, сколь много speed или main, т.е. удачи, человек получит. Fetch, ørlög, и speed передаются по семейной линии, даже приёмным членам семьи. Fetch может служить стражем или в качестве хранителя, но всё же этот аспект обычно оставляется за идис (название дис в англосаксонском Троте) и валькириями (смотри главы «Идис» (Idises) и «Валькирия» (Walkurja)). Fetch обычно появляется как животное, подходящее личности, которой служит, или как существо противоположного пола. Как правило нельзя увидеть fetch иначе чем во снах незадолго до смерти, когда он проведёт душу в её дальнейшее место пребывание. Можно, однако, послать fetch вдаль, чтобы получать знания из других миров...
Все перечисленные high, mind, mod и speed содержатся в hame (OE hame, ON hamr, буквально — «шкура, кожа, оперение», в переносном смысле — «вид, обличье, образ»), hide (OE hid), или shinehue (OE scínnhiw). Под hame понимается энергетическая/материальная форма на основе тела, которая вмещает ferth (весь комплекс души) после смерти или когда он отправляется в магическое путешествие. Именно hame — это то, что позволяет нам видеть призраков. Вы можете предпочесть думать о нём как об астральном образе или эктоплазме. Hame выглядит подобным телу, которое принадлежит ferth, но могущественные мастера рун, ведьмы, существа Иного Мира и боги могут изменять его форму. Именно hame посылают вдаль во время путешествия вне тела, оставляя athem хранить тело живым. Древнеанглийский знал это как shinelock, сияющие-чары (OE scínlác) или shinecraft, сияющее-мастерство (OE scincræft), способность посылать одно лишь hame из тела, что бы побывать где-либо. Hame — кожа души, без которой энергии души-ferth были бы потеряны.
Связывает тело и душу athem (OE æþem), также называемый blead (OE blæd), edwist (OE), и eldor (OE). Athem — это дыхание жизни; родственный термин, ande (OE anda) сходен с древнесеверным önd (ON), одним из трёх даров богов человечеству. Аthem — одушевляющая основа тела, или на латыни — animus. Именно она держит дух в теле, и эти узы необходимы для нормальной жизни в Срединном Мире. В других философиях и sedes (религиях, традициях), его могли бы рассматривать как «серебряную нить». Без него душа вынуждена была бы оставить тело и перейти в Хель, Фолькванг или Валхаллу. Для того, чтобы эти узы присутствовали, athem подпитывается энергией пищи, которую мы едим, питья, которое мы пьём и воздуха, которым мы дышим. Main-удача посылается через athem в тело-lich. Это может быть продемонстрировано на древнеанглийских манускриптах, где используются слова athem и blead для дыхания, и edwist и eldor для физического питания. После смерти athem исчезает, заставляя ferth-душу оставить тело-lich навеки. Если б athem-дыхание не исчезало, результатом были бы драуги (ON draugr, OE gidrog) или ходячие мертвецы саг.
Исконное английское слово для тела — raw или lich (OE lic). При жизни душа находится в lich, что и позволяет нам жить в Срединном Мире. Собственно, следовало бы рассматривать lich и ferth как одно большое целое. Без ferth тело-lich превратится в растение, без raw душе было бы трудно существовать в Срединном Мире. Именно lich позволяет ferth обретать мудрость в дружественном жилище — Срединном Мире — перед путешествием к другим мирам.
Интересно, что число частей комплекса ferth-lich (без стражей-хранителей души) —девять, в некотором роде зеркальное отражение девяти миров Иггдрасиля. Хотя такое сопоставление реально не делается, сам факт оставляет нам поле для размышлений (возможно, с привлечением «Англо-Саксонского словаря» Босворд-Толлера (Bosworth-Toller, Anglo-Saxon Dictionary) или «Оксфордского Английского Словаря» (Oxford English Dictionary)).
В своей «Культуре Тевтонов» (Culture of the Teutons, vol. I, pp. 248-270), Вильгельм Грёнбех (Vilhelm Grønbech) проводит, помимо прочего, анализ различных слов, использовавшихся на Севере для частей души. Некоторые из них, особенно hugr и munr, являются сегодня среди асатруа общеупотребительными; смысл других более тёмен. В древнесеверном hugr может означать разум, храбрость, или общее расположение духа; так, можно быть в хорошем или плохом hugr, например. Торссон использует термин hugr, или hugh для интеллекта/рациональной части ума — левого полушария мозга. Тем не менее, на Севере часто использовали это слово для обозначения интуиции; именно hugr передаёт знание, собранное различными составляющими души в сознание. Слово это также может быть использовано для обозначения общего психо-эмоционального комплекса человека. Грёнбех пишет: «(Hugr), вдохновляет поведение человека; его действия и его речи могут быть охарактеризованы как исполненные hugr, как обладающие отважным hugr, или унылым hugr ... когда hugr — тяжек, жизнь не является здоровой. Как говорила Гудрун: "долго металась, долго дух (hugr) был разделён" (Lengi hvarfaðak, lengi hugir deildusk (разделялся), «Вторая песнь о Гудрун», 6. В переводе А. Корсуна «Долго терзалась я, долго молчала»). Но когда человек следует доброму внутреннему совету, то поднимается из глубины его души триумфальный клич, это hugr смеётся в его груди» (I, p.250).
Munr может означать «память»; это слово может также означать «желание». Следуя модели воронов Водана, Хугина (Huginn, Размышляющий или Смелый) и Мунина (Muninn, Помнящий или Желающий), верные наших дней часто видят пару hugr и munr как мысль и память/левое полушарие мозга и правое полушарие/аналитический интеллект и способность к творчеству.
Aldr, «век-жизни», видится как некий запас жизни, который даётся при рождении норнами или идис (смотри раздел «Идис»), но может быть отобран или уменьшен бесчестными поступками или в борьбе: Грёнбех замечает, что «человек может рискнуть своим aldr и потерять его, он может забрать aldr другого человека в бою. Aldr это fjör (страросеверное «жизнь»), что обитает в груди, и мечом можно принудительно оборвать его» (I, p. 255). Именно aldr определяет как количество, так и качество жизни.
Fjör —- это сама «жизнь», включающая как сознание, так и удачу.
Önd, «дыхание-жизни» — дар Водана. Это слово также может быть использовано как общее обозначение «души» или «осознанности» (в противовес дикому вдохновению, именуемому wod). «Сага об Олаве Святом» из «Книги Плоского острова» (Flateyjarbók), упоминаемая ниже, показывает, что это дыхание/осознанность были одним из элементов, которые могли пройти перерождение и породить индивидуальный характер.
Móðr, подобно саксонскому родственному слову mód, означает «храбрость». Однако в древнесеверном слово часто используется очень специфически для обозначения состояния напряжения, когда человек внезапно напрягает все данные ему при рождении силы. Например, переходя вздувшуюся реку на пути к жилищу Гейррёда, Тор должен принять свой Ásmóðr. Когда Великий Змей Ёрмунгандр (Jörmungandr) просыпается в Рагнарёк, волнуя моря, он принимает свой jötunmóðr, как поступает и ётун, возводивший стены Асгарда, когда понимает, что боги обманули его и впадает в ярость.
Hamingja (исл. «счастье», «удача») — запас психической силы и удачи. Возможно передавать часть чьей-то hamingja другим; hamingja, подобно сужденному веку-aldr, удаче-speed (здесь фактически — синониму hamingja) и другим связанным элементам увеличивается благодаря деяниям чести и убывает при бесчестных.
«Сила и мощь», máttr ok meginn («сила, мощь, могущество, власть» для máttr и «сила, мощь» и одновременно — «главная часть» для megin), обычно упоминаются вместе. Они относятся к смешению земной силы и силы души, духовной — напряжению всех физических сил совместно с тотальной концентрацией и духовным усилием. Для наших предшественников телесная и духовная мощь едва ли были разделены; одна часто отражала и, возможно, даже формировала другую. Meginn, в частности, относилось к силе, которая поддерживала душу, тогда как máttr было скорее силой мускулов.
Ørlög, (англ. ur-law, «пра-закон») является корнем бытия: это первый слой Вирда, который формирует все последующие. «Судьбы (ørlög) не иметь» означает не существовать никаким целенаправленным образом; в «Прорицании вёльвы» эта фраза использовалась для древесных стволов на берегу перед тем, как Один, Хёнир и Лодур наделили их человеческой сущностью. Ørlög — то, что определяет как будет сформирована вся жизнь, от начала до конца: это то-что-есть, wyrd-фатум индивидуальности.
Hamr, или hide (англ. «кожа, шкура»)/hame, — это, по описанию Свена, «астральное тело», лежащее в основе физической формы. Оборотни, меняющие форму, как например дед Эгиля Квельдульв, назывались hamrammr («шкуро-могучие» или «могучие обликом») или eigi einhamr (не-с-одним-обликом).
Наряду со спутником-fylgja или fetch есть также другие существа-хранители, связанные с душой, особенно того рода, что прежде среди верных звались «валькириями», но как было сказано в главе о валькириях, вероятно, неизвестные в таком качестве нашим предшественникам. В «Саге о Вёльсунгах», однако, есть описание последней битвы Сигмунда, в которой Вёльсунг был в крови по локоть, «но так помогали ему вещие его дисы, что не был он ранен» (пер. Б.Ярхо). Эти женщины, несомненно, не валькирии, так как это битва, в которой Один предопределил, что Сигмунд должен погибнуть, они же защищали героя. К тому же имя «вещие дисы» (spádísir в оригинале саги, spae-idis в англо-саксонском учении) говорит о мудрости и способности к предвидению. Это — роль, которую играла трижды возрождённая Свава/Сигрун/Кара по отношению к трижды возродившемуся Хельги, и, возможно, роль, до которой была низведена Сигрдрива с её изначальной позиции валькирии: страж-хранитель, дарующая советы и сияющая невеста души, Высшее Я, которая также включает в себя элементы анимы Юнга. Хотя нет источников, которые показывали бы мужского стража, советчика и сияющего жениха души для женщин, если теория анимы и анимуса на самом деле верна в данном случае, мы можем догадываться, что женские Высшие Я могут являться в мужской форме; и могут быть названы «вещими альвами» (англ. spae-alfs). Эти существа не приказывают или контролируют: хотя они являются частью души, они, видимо, имеют своё собственное сознание и в действительности, возможно, служат в качестве моста между их людским индивидуальный сознанием и теми из богов или богинь, к которым индивидуальная душа всего ближе.
Многие семьи имеют спутника рода (англ. kin-fetch), который является в образе высокой женщины в броне как в «Саге о Хальфреде Трудном Скальде» (Hallfreðar saga vandræðaskálds) и в «Саге о Глуме-Убийце» (Víga-Glúms saga). Это существо обычно посещает главу семейства перед его смертью, когда настаёт время уйти к следующему члену семьи, которого она сочтёт достойным. Если этот человек не желает принять её (как в «Саге о Хальфреде», где Торвальд отказывается), она продолжает поиски, пока не найдёт кого-либо. Спутник рода может, вероятно, мыслиться как специализированный тип идис; Х.Р. Эллис приводит нескольких примеров таких женщин, предупреждающих своих потомков или предсказывающих их смерти (H.R. Ellis, Road to Hel, p. 131).
Другая форма родовой души, как кажется, воплощена в мече. Самым известным клинком такого типа является меч Вёльсунгов, который Один вонзил в ствол родового дерева (Barnstokkr, букв. «Детская Ствол/Балка и т.д.»). Когда Сигмунд извлекает его, он принимает свое наследие как праправнук Одина; когда его посмертный сын Сигурд перековал разбитый клинок, он тем ввёл себя полностью в род, из которого выжил он один. Подобное же действие выполнено Хервёр, родившейся после смерти отца дочерью Ангантюра, в «Саге о Хервёр и Хейдреке», когда она требует меч предков Тюрвинг (Týrfingr) из кургана своего отца. Как обсуждают Х.Р. Эллис в «Дороге в Хель» (H.R. Ellis, Road to Hel) и Стивен Флауерс в «Сигурд: возрождение и инициация» (Stephen Flowers, Sigurðr: Rebirth and Initiation), вера в душу рода тесно связана с германской верой в возрождение. Герой Одина Старкад, например, был рожден с отметинами на теле там, где Тор оторвал дополнительные руки (сверх людских двух) его деду, Старкаду-великану. Младший Старкад несомненным образом унаследовал от предка hamr вместе с его именем (и не прекращающейся враждебностью Тора). Аналогичный случай мы видим в «Саге о Торде Пугало» (Þórðar saga hreðu), где посмертный сын Торда получает отцовское имя, и имеет шрам на левой руке там, где был ранен его отец. (Ради справедливости надо заметить, что о метках от дополнительных рук Старкад говорит в висе «Саги о Гаутреке» как о людской молве)

О посмертии и возрождении

Удача-hamingja, aldr (век жизни), и связанные с ними элементы также возрождаются в семье. Остаются некоторые вопросы, например, возрождается ли индивидуальное сознание (через наследование или имянаречение) или нет: хотя поэмы о Хельги, кажется, намекают, что так может быть, ведь его собственная вещая идис возродилась вместе с ним, а вещая идис или вещий альв, пусть и являются отдельными аспектами души, похоже, очень тесно связаны с осознанием своей индивидуальности. Возрождение также особо тесно связано с имянаречением: Эллис приводит многочисленные примеры, когда умирающий просит назвать ребёнка его именем. В «Сага о людях из Сварвадардаля» (Svarfdæla saga), Торольв особо указывает, что он передаст всю свою удачу ребёнку, который носит его имя. Это происходит обычно в пределах семейной линии, и для многих семей действительно было характерно использование специфического элемента имени для всех её членов (как, например, для Вёльсунгов: Сигмунд и Сигню или Сиглинда, Сигурд или Сигфрид), что могло бы гарантировать единство души рода. Тем не менее, связь не обязательно должна быть кровнородственной. Ни про одного из троих Хельги не известно, что он приходился другим родичем, но второй (Убийца Хундинга), был названы по первому (Хьёрвардссону), который, в свою очередь, получил своё имя лишь будучи уже взрослым, и в момент, когда находился на кургане. Эллис также упоминает, что, вероятно, существует тесная связь между курганами как местом погребения, обычаем «сидеть на кургане» и возрождением.
Наиболее известное прозаическое упоминание о Северной вере в возрождение содержится в «Саге об Олаве Святом» в «Книге плоского острова» (Óláfs saga ins helga, Flateyjarbók). В этой саге повествуется как мёртвый Олав Альв Гейрстадира (Óláfr Geirstaðaálfr) является во сне к человеку по имени Грани (Hrani, то же имя, что носил Один в «Саге о Хрольве Жердинке»), велев тому раскопать его, Олава, погребальный курган, отсечь его трупу голову и забрать меч, кольцо и пояс из кургана. Пояс следовало обернуть вокруг талии беременной королевы Асты, и сказать ей, что если родится мальчик, его следует назвать Олавом, и именно он должен получить меч и кольцо. Всё это надлежащим образом было исполнено — но, как извсестно, Олав предпочёл принять христианство и стал не героем Норвегии, а её тираном. Далее в саге о нём рассказывается (раздел 106, озаглавленный «Один приходит к конунгу Олаву с обманом и хитростями»), что Олава посетил Один, который рассказывал ему о древних конунгах и спросил затем, кем бы из них предпочёл быть Олав, будь у него выбор. Олав отвечает, что не хотел бы быть ни кем из язычников, будь то конунг или кто-то ещё, хотя в кончном итоге неохотно признаёт симпатию к Хрольву Жердинке. Когда же он узнаёт Одина, то пытается запустить в него молитвенником. Далее в главе описывается, как конунг проезжает верхом мимо кургана Олава Альва Гейрстадира и один из его спутников спрашивает конунга: «Скажите мне, господин, не были ли вы погребены здесь». Конунг ответил ему: «Моя душа (önd) не имела двух тел и не будет их иметь, ни сейчас, ни в день Воскресения. И если бы я сказал иное, не было бы правой веры во мне». Затем его спутник сказал: «Люди говорили, что вы приходили сюда прежде и сказали так: “Здесь мы были и здесь мы проезжали”». Конунг ответил: «Я никогда не говорил этого и я никогда не скажу этого». Конунг был сильно потрясён в душе (букв. в своих мыслях, í hugnum), пришпорил лошадь и помчался как можно быстрее прочь от этого места. Как комментирует Х.Р.Эллис, «Здесь вера в возрождение кажется ясно выраженной, тем более убедительно благодаря последовавшему решительному отрицанию конунга-христианина» («Дорога в Хель» (Road to Hel, p. 139)). К этому можно добавить, что кажется очевидным, что Один прилагал усилия, чтобы Олав осознал источник своей души и пробудил своё пра-мысли (англ. ur-thoughts) или наследственную память — и отказ конунга богу является частью его реакции у кургана его предшественника.
Походит на то, что все различные аспекты души имеют потенциал для того, чтобы возродиться, вместе или по отдельности. Однако, есть много вариантов того, что может произойти с душой и помимо возрождения. Некоторые люди продолжают жить в курганах либо как (обычно) благие альвы (alfar) либо как зловещие драуги (draugar, ходячие мертвецы). Мёртвые курганов (или, зачастую, немёртвые) особенно видятся как остающиеся в своих телах в могиле; германская связь между телом и душой значительно сильнее, чем в авраамических религиях. Эллис также приводит цитаты о нескольких семьях, которые верили что их родичи умирая, уходят в некоторые священные горы, таких как род Торольва Бородача с Мостра, колдуна Свана и матери-главы семьи Ауд (р. 87-89). Жизнь в кургане или холме не кажется слишком плохой: «Сага о людях с Песчаного Берега» описывает, как после того, как сын Торольва Торстейн утонул, гора раскрылась и внутри был большой пир, на котором Торстейна приветствовали его родичи. После смерти Гуннара с Конца Склона его видели лежащим в кургане, внутри которого сияли огни, и выглядел он бодрым и весёлым, поющем и произносящим стихи («Сага о Ньяле», гл. 78)). Приношение предметов, еды и питья в могилу для умерших — не прерывавшаяся традиция от наидревнейших времён до конца эпохи викингов — также подтверждает мысль, что они мыслились как живущие в кургане. Часто умершим атлингам-благородным давались в сопровождающие мужчины-рабы, как это видно из парных захоронений в Стенгаде (Stengade, Дания) и Лейре (Lejre, Дания) или служанки-женщины, как в Осебергском погребении — но ушедшие не всегда ценили это. «Книга о занятии земли» рассказывает как человек по имени Асмунд лежал в своём кургане с рабом, покончившим с собой, что бы уйти с ним, но позже слышали (или он явился с этими словами во сне своей жене), громкую жалобу на тесноту, так что курган открыли и раба убрали. (в русском переводе «Книга о занятии земли», ч.1, гл.27. Но причина в висе Асмунда озвучена иная: «Не переполнен конь деревянный искусными в битве. Но лучше мне быть совсем одному, чем с Трэля отродьем;», перевод висы Asterix)
Однако, также существует твёрдое убеждение, что душа путешествует между мирами. Эллис связывает эти двойственные представления с двойственными практиками погребения в кургане и сожжения, эта точка зрения подкрепляется словами Ибн-Фадлана, который рассказывает, что некий рус объяснил ему, что они сжигают тела соплеменников, чтобы умершие вошли «в рай немедленно и тотчас», и добавляет, что ветер подувший, раздувая огонь под погребальным кораблём, был послан «по любви его господина к нему», чтобы забрать умершего. («"Записка" о путешествии на Волгу» Ахмеда Ибн-Фадлана, перевод А.П.Ковалевского) Сожжение, несомненно, было очень важной практикой для наших предшественников, как показывают и легенддарные примеры Бальдра, Сигурда и Брюнхильд, Беовульфа и Сигурда Кольцо, и археологические свидетельства (например, тела конунгов в больших курганах Старой Уппсалы были сожжены перед погребением). Важность его становится ещё очевиднее, если представить, как сложно было осуществить процесс кремации: чтобы сжечь плоть до костей требуется значительное количество топлива, времени и усилий (Барбер, «Вампиры, похороны и смерть» (Barber, Vampires, Burial, and Death, pp. 76-8)), но наши предшественники, кажется, полагали, что сжигать мёртвых стоит затраченных усилий. Частично эта практика ведёт своё происхождение от страха перед ходячими мертвецами, и только тела драугов сжигают в сагах об исландцах — хотя даже их пепел может доставить неприятности: согласно «Саге о людях с Песчаного Берега», когда Торольв Скрюченная Нога был сожжен, корова слизала пепел и затем принесла телёнка, который вырос в быка-убийцу людей. Тем не менее, другие упомянутые источники показывают, что сожжение могло быть обрядом огромного уважения. Снорри рассказывает нам в «Саге об Инглингах», что практика кремации была введена Одином, и таким образом особо связана с культом этого бога. Популярное представление о «корабельном погребении викингов», когда горящий корабль отправляется по волнам, в действительности появляется только в описании похорон Бальдра в прозаической «Эдде», но Ибн-Фадлан сообщает нам, что сожжение погребального судна было выполнено на суше. Мы знаем мужскую викингскую могилу во Франции, могилу с парной кремацией, также демонстрирующую, что тела были кремированы на корабле, так как и погребальный инвентарь, и судно были сильно обожжены (Рэсдаль и Вилсон, «От викингов к крестоносцам» (Roesdahl and Wilson, From Viking to Crusader, p. 322)). Некоторые усилия нередко прикладывались, что бы быть уверенным, что корабль не вернётся из мира мёртвых: судно из Осебергского погребения было пришвартовано к большому камню, и подобная практика была описана в «Саге о Гисли сыне Кислого».
Смерть иногда воспринималась как путешествие в буквальном смысле: «Песнь о смерти» Беды (Bede, Death-Song) описывает этот процесс как «вынужденное путешествие»; древнесеверное выражение, обозначающее мертвую родню, звучало как framgengina frænda (родичи, которые ушли перед (нами)), и современное немецкое слово для обозначения предков — Vorfahren, (с немецкого: «перед»+«идти», пред-шественники) (Гундарсон, «Тевтонская религия» (Gundarsson, Teutonic Religion, ch. 8)). Тем не менее, путешествие между мирами и погребение в кургане не исключали друг друга, как не исключали друг друга путешествие между мирами и возрождение. Как уже сказано, многие умершие были положены в курган с вещами, нужными им, чтобы достичь следующего мира (корабли, лошади, повозки). История Хельги Убийцы Хундинга предлагает нам редкий пример того, кто проходит через все три стадии: положенный несожжённым в курган, он скачет в Валхаллу, но возвращается обратно к своему телу, чтобы провести последнюю ночь со своей невестой Сигрун; после чего он уже не возвращается из Валхаллы, пока она жива, но оба они рождаются снова как Хельги Хаддингьяскати и его возлюбленная Кара. Гуннар с Конца Склона («Сага о Ньяле») также может быть одим из тех, кто путешествовал между курганом и Обителью Богов: хотя Гуннар произносит вису из своего кургана, когда его сын Хёгни берёт его копьё с намерением отомстить за отца, он говорит, что хочет отдать его отцу в Валхалле, что бы Гуннар владел им там. Так же возможно, что некоторые скалы или горы, как например Святая Гора (Helgafell) из «Саги о людях с Песчаного Берега», мыслились не только как жилища, где умершие продолжают обитать, в некотором смысле, на этой земле, но так же и как врата перехода в миры богов и богинь. На это намекает описание в «Саге об Инглингах» того, как конунг Свейгдир, разыскивая Одина и Валхаллу, вошёл в камень карлика-дверга и более его уже никто не видел; и Турвиль-Петер (Turville-Petre), действительно, предполагает, что слово Valhöll могло изначально происходить не от Val-höll («Зал убитых»), но от Val-hallr («Скала убитых»).
Наиболее распространённым средством, при помощи которого наши предшественники путешествовали между мирами после смерти, был корабль: как сказано в разделе «Девять миров: их формирование и конец» (The Nine Worlds: Their Shaping and Ends), границы между мирами обычно виделись как моря и великие реки. Прозаический отрывок «Эдды» под названием «О смерти Синфьотли» описывает, как Сигмунд нёс тело своего умершего сына «и пришел к некоему узкому и длинному фьорду, и там была небольшая ладья и на ней какой-то человек. Он предложил Сигмунду перевезти его через фьорд. И когда Сигмунд внёс труп на ладью, она стала нагруженной полностью. Человек сказал Сигмунду, чтобы тот ехал внутрь фьорда. Человек оттолкнул ладью и сразу же исчез» (пер. А. Корсуна). Перевозчиком был, несомненно, Водан, который также появляется в более светлом настроении, как перевозчик между мирами в «Песне о Харбарде».
Древнейшая разновидность «погребального судна» в Скандинавии датируется периодом между концом Бронзового века и началом Железного и имела место на Готланде, где умершие захоранивались в могилах, отмечавшихся сверху стоячими камнями в форме судов. Величайшие могильные клады эпохи Переселения народов и эпохи викингов были найдены в погребениях с кораблями: захоронения в Саттон-Ху (Sutton Hoo), относящиеся к Вендельской эпохе, погребения Осеберга и Гокстада — все эти похороненные правители были положены в свои корабли, как и описывалось в литературных источниках. В старейшей из Вендельских могил, единственной из погребений Вендельского периода, где был найден полный скелет умершего, вождь был «усажен в полном воинском облачении за рулём своего судна вместе с лошадью рядом с ним» (Эллис, «Дорога в Хель» (Ellis, Road to Hel, p. 16)) — показывая, что он был не «положен отдыхать», но что он подготовлен для ожидающего его путешествия.

Камень из Санды

Погребальное судно также описывается в «Саге о Гисле сыне Кислого», «Саге о Хёрде и островитянах» и «Книге о занятии земли». Многие из резных камней Готланда с V в. и по X в., несут изображение плывущего корабля; некоторые из них могут быть путешествиями легендарных героев (такие как на камне Hammars I, изображение которого часто интерпретируют как сцену из истории Хёгни и Хильдр ), но другие явно являются путешествиями умерших. Самый ранний из них — камень из Санды (Sanda), датируется промежутком ок. 400-600 гг. н.э., на нём присутствует солнцеподобный знак сверху, два змея, обвивающихся вокруг сфер, ограждающих восьмилучевые вихри-спирали и под ними грубое древообразное изображение посередине — и ещё ниже другой дракон над кораблём (Э.Нилен, Я.-П. Ламм, «Камни, корабли и символы» (Nýlen, Erik; Jan-Peder Lamm. Stones, Ships, and Symbols, p. 29)). Вероятно, что это изображение показывает людей на корабле путешествующими по водам в Подземный Мир. Более известные камни из Tjängvide II и Ardre VIII (ок. 700-800), демонстрируют вместе с тем и изображения со сценами, показывающими фигуру, которая, вероятно, будет увековеченным умершим, скачущим на Слейпнире в гостеприимно ожидающую Валхаллу. Это предполагает, что «готландец, который резал камни, представлял дорогу в Валхаллу как дорогу домой. Сперва следовало путешествовать широкими морями до дальнего берега, где умершего ожидал конь, конь с большого хутора или близлежащего господского дома, и затем его приветствовали с наполненным мёдом рогом» («Камни, корабли и символы (Stones, Ships, and Symbols, p. 70)). Корни такого представления могут тянуться в Бронзовый век; вполне возможно, что некоторые из многочисленных кораблей на скалах с петроглифами в Скандинавии являются погребальными кораблями так же, как и процессиями плодородия.
Наши предшественники кроме того путешествовали между мирами на лошади или, реже, в повозке. Коней очень часто находят в могилах: иногда они появляются явно в качестве всего лишь знака статуса умершего, как ценное имущество (когда их находят в захоронениях с кораблём, таких как в Венделе), а в «Саге о Эгиле и Асмунде» (Egils saga einhenda ok Ásmundar berserkjabana) конь в кургане служит лишь доброй едой для прожорливого драуга Арана; но также вполне возможно, что во многих случаях лошадь могла рассматриваться как средство перемещения мёртвого в Другой Мир. В литературе же, несомненно, это один из самых обычных способов перемещаться между мирами. Хермод должен позаимствовать Слейпнира, коня Одина, чтобы спуститься в Хель и отыскать Бальдра; чтобы достичь Ётунхейма и проскакать через пламя, окружающее палаты Герд, Скирниру нужна лошадь Фрейра; и только Грани может пересечь огонь, что окружает Брюнхильд в «Саге о Вёльсунгах». Путь сквозь облака в и из Валхаллы тоже обычно преодолевают верхом. В «Речах Хакона» (Hákonarmál) валькирии Гёндуль и Скёгуль скачут забрать конунга Хакона и говорят с ним, уже мёртвым, с «конских спин» (строфа 11, подстрочник); Скёгуль затем замечает, что «мы поскачем…в зеленые обители богов» (строфа 13, подстрочник). «Вторая Песнь о Хельги Убийце Хундинга» показывает мёртвого Хельги, что возвращается из Валхаллы провести последнюю ночь со своей невестой; когда наступает рассвет он говорит: «Ехать пора мне по алой дороге, на бледном коне по воздушной тропе; путь мой направлю на запад от неба, прежде чем Сальгофнир героев разбудит» (строфа 49, пер. А. Корсуна). В «Саге о Стурлунгах» Гудрун дочь Гьюки (Gúðrún Gjúkadóttir, супруга Сигурда Вёльсунга, которая неоднократно являлась в вещих снах к Йорейд из Срединной Долины) скачет из «Мира (или Обители) Мёртвых» на сером коне, чтобы рассказать о грядущих бедствиях. Саксон Грамматик описывает, как Один прикрывает Хаддинга плащом и уносит его вдаль на лошади; Хаддинг лишь раз бросает взгляд вниз и видит под собою океан.

Камень Lärbro Tängelgårda I

Один из резных камней Готланда, Lärbro Tängelgårda I, делает акцент на лошади как животном смерти. Первая сцена показывает битву, в которой всадник падает со своего коня и лежит мёртвым. Вторую сцену С.Линдквист (Sune Lindqvist) прочитывает как похороны: живые возвращаются назад и уходят с мечами, опущенными вниз, в то время как конь уносит умершего прочь от живых. Этот конь имеет по две пересекающихся косыми крестами линии между ногами. Линдквист высказывает предположение, что лошадь может быть мёртвой, и её поддерживают подпорками, но предпочитает объяснение, что «два креста представляют собой “стоячую изгородь”, т.е. одну из примечательных, особо прочных кладбищенских оград, сработанных почти как укрепления, которые долгое время были обычными на Готланде... В этом случае лошадь была бы живой, соответствующей лошадям в церемониальной похоронной процессии позднейшего времени, (её голова была бы) покрыта … чтобы глаза не могли сглазить живых, пока она несёт умершего через ограждение, что отделяет мир мёртвых от мира живых («Готландские резные камни», Gotlands Bildsteine, I, p. 99). Представление о лошади, несущей смерть одним своим появлением, появляется в позднейших Норвежских народных рассказах о Чёрной Смерти. Есть даже мелодия, Førnes Brown, опирающаяся на историю, в которой так мало людей осталось в городе Мёстранна (Møsstrånna), что некому было вывести лошадь с церковного погоста, так что могильщики приладили ей на ноги снегоступы и пустили саму по себе, и лошадь эта всё время возвращалась на кладбище, и должна была выходить вновь и вновь, чтобы привозить новых умерших (Квиделанд и Семсдорф (Kvideland & Sehmsdorf, p. 349). Но один снегоступ потерялся, и лошадь захромала, хромота эта и слышится в мелодии.
История о привозящей трупы лошади не слишком реалистична (среди прочих вопросов: как она узнавала, кто уже умер, и как тела выносились из дому и загружались на сани?); лошадь, которая знает, куда отправится, чтобы найти умершего и путь, которым должна везти его, вероятно, возвращает нас к языческим представлениям. Возможно, именно из-за связи с путешествиями между мирами, лошадь часто представляли как животное смерти. Существо, называемое helhest («лошадь Хель/могильная лошадь», иногда в переводах — кладбищенская кобыла) появляется в Скандинавском фольклоре; это трёхногая лошадь, которая с шумом бродит по церковному кладбищу и привозит мертвецов — хромая подобно лошади из Førnes Brown. Гримм (Grimm) приводит датский рассказ о том, что первой на каждом новом церковном погосте хоронили живую лошадь и что её дух и становился могильной лошадью («Тевтонская мифология» II (Teutonic Mythology, II, p. 844). Дикая Охота почти целиком состоит из конных духов, и традиционная североевропейская лошадка-Хобби часто имеет голову в виде черепа (неясно, имел ли в виду автор под hobby-horse персонажа традиционной пантомимы, ряженого в маске лошади до половины туловища — или широко распространенную детскую игрушку в виде лошадиной головы на палке). Хель сама иногда едет на трёхногой белой лошади, или даже является сама в виде кобылицы; её именование-титул jódís, «конь+диса», часто мыслится как свидетельсто связи лошади с культом мертвих (хотя эта точка зрения всё же принята не всеми академическими учёными); и когда человек выздоравливал после серьёзной болезни, о нём говорили, что он дал Смерти бушель овса. (А.Карлсдоттир, «Леди Смерть» (Karlsdóttir, The Lady Death, p. 5; см также Grimm, II, pp. 844-45). Это также может быть связано с фольклорной практикой оставлять последний сноп коню Водана, хотя, несомненно, тут целью было также способствовать плодородию. В любом случае, эти связанные с лошадью верования могут объяснить, почему лошадь считается особо священным животным. Как создание, которое способно легче всего проходить между мирами, оно могло хорошо переносить силы богов и богинь и/или передавать их мудрость в Мидгард; в качестве жертвы оно лучше всего могло б переносить желания и нужды народа, чтобы они были услышаны в Другом Мире — и помещённая в могилу, лошадь могла таким же образом перенести умершего в Мир Богов или Хельхейм.
Обычная картина германской загробной жизни, оставленная нам Снорри в его «Эдде» и перешедшая в популярные представления, включает убитых воинов, отправляющихся в Валхаллу, в то время как все остальные спускаются в холодное и мрачное царство Хель. Это, кажется, один из нескольких путей, по убеждениям наших предшественников: веру в посмертную жизнь в кургане или скале мы уже обсудили в подробностях; кроме того, есть многочисленные чертоги богов, куда люди могут попасть даже согласно «Эдде» Снорри, в которой он говорит, что девушка отправляются после смерти к Гевьон.
Самое крупное царство смерти, Хельхейм, не мыслилось, вероятно, совсем уж плохим. Как пишет Алиса Карлсдоттир, стиль поэтической персонификации (с такими именами, как Голод для еды Хель, Истощение для её ножа, Напасть — для решётки, падающей на порог, Одр Болезни — для постели) является столь поздним и столь христианизированным (напоминая «Путешествие Пилигрима в Небесную Страну» Буньяна (Pilgrim's Progress) или старые средневековые пьесы-моралите наподобие Everyman), что само описание кажется почти полностью окрашенным христианской философией и потребностью иметь антитезу Валхалле (Небеса и Ад, получается?)... Кроме приглаженных незначительных персонификаций Снорри, есть описания Хельхейма из «Снов Бальдра» (Baldrs draumar) и рассказа о путешествии Хермода того же Снорри, которые показывают палаты Хель украшенными и уставленными мёдом, чтобы встретить Бальдра, мало отличаясь от подготовки ко встрече прибывающих в Валхаллу.
Фактически, описание того, как скамьи Хель устланы кольцами, помост красиво убран золотом, и поставлен мёд, а щиты укрывают сияющий напиток в преддверии прибытия Бальдра, очень похоже на описание в «Речах Эйрика» того, как Одину снится, что велел он «покрыть лавки соломой, чаши вымыть, валькириям вино принести, когда явится князь», готовясь к прибытию Эйрика. В «Валхалле» Неккель (Neckel, Walhall) перечисляет ещё несколько параллелей между Валхаллой и Хельхеймом: оба места отделены реками, которые надо пересечь, подобно «водам смерти многих разных народов»; оба имеют врата со зловещими названиями (в Валхалле Valgrindr — «врата убитых»; в Хельхейме Helgrindr — «врата Хель/Смерти» и Nágrindr — «врата трупов»); и оба имеют мосты, которые гремят, когда по ним проходят герои (pp. 51 и след.). Неккель завершает предположением, что изначально существовал единый край смерти, но что «“Речи Гримнира” ... поднимают территории смерти в небеса» («Валхалла» (Walhall, p. 53)); и весьма вероятно, что изначально было общее восприятие ландшафта Мира Мёртвых, которое позднее разделилось на палаты Хель и Водана, двух божеств, что более всего имели дело со смертью.
Даже различие между смертью в битве и другими способами смерти начинает вызывать сомнения, если прочесть источники внимательнее. Подобно Водану и Фрове (Frowe, имя Фрейи в англосаксонском Троте) Хелла (Hella, имя Хель в англосаксонском Троте) согласно «Перечню Инглингов» также выбирает своих умерших — что, вероятно, означает, что она определяет, кто должен умереть. Убитые в бою могут быть посланы в гости к Одину, как прямо указывается несколько раз в главе о битве на острове Самсей «Саги о Хервёр и Хейдрике» — или же отправлены в Хель. Синфьётли, умерший от яда, взят в Валхаллу Одином, как и, согласно поэме Эгиля «Утрата сыновей», сыновья Эгила Скаллагримссона — хотя один из них умер от лихорадки, а второй утонул. Тем не менее, Сигурд и Бальдр оба погибли от оружия и оба попали в Хельхейм, как случилось со многими, сражёнными мечом (интересно, что английскому edge-mown («сражённый мечом») созвучно и имеет тот же смысл в древнесеверном Eggmóinn, имя карлика-дверга в туле (ON þula, поэтический перечень)). Так как Сигурд считается величайшим из героев, разница между умершими Валхаллы и Фолькванга и умешими Хель также не может быть вопросом исключительно наилучшего пребывания в высших мирах.
Наиболее существенный момент, в котором царство Хель отличается от Валхаллы —это то, что её владения выглядят довольно тихим местом, где умершие отдыхают от жизненных трудов. Термины для смерти, такие как hvílask í helju («отдохнуть в Хель») и placidae sedes («тихие дома») Саксона Грамматика, подтверждают это. Возможно, это показалось бы пыткой искателю приключений или профессиональному воину, но, несомненно, некоторые рассматривали бы идею малого мира и покоя не обязательно как плохую. Есть также упоминания в мифах и сагах, которые, как кажется, указывают, что Хель иногда принимает некоторых из наиболее примечательных своих гостей в «объятия» (в самом деле, что Бальдр делает там внизу, вообще-то?). Cаксон упоминает сон Бальдра об объятиях «Персефоны», и в «Саге о названных братьях» (Fostbroeðra saga, ch. 4), Торгейр предупреждает Торбранда о вещем сне, который у него был: «и Хель, твоя хозяйка (húsfreyja), раскроет тебе свои объятья» (пер. А.Циммерлинга).
В Валхалле, тем не менее, как мы знаем, эйнхерии (einherjar) убивают друг друга каждый день, и затем совместно пируют по-дружески каждую ночь. Палаты эти хорошо описаны в «Речах Гримнира»: стропилами служат копья, на скамьях лежат кольчуги, крыша покрыта щитами. Волк висит перед западной дверью, и орёл низко парит над ней. Валхалла имеет более пятисот дверей (если «сотня» строфы 24 — «короткая» сотня в десятичном исчислении) или более шестисот сорока (если которых идет о «длинной» сотне в двенадцатиричной системе, т.е. о ста двадцати), из которых восемьсот (или девятьсот шестьдесят) эйнхериев выйдут сражаться в Рагнарёк. (В русском переводе А. Корсуна «пять сотен дверей и сорок ещё в Валгалле…», но в оригинале ok umb fjórum tögum, т.е. «и больше четырёх десятков») На чертоге стоит коза по имени Хейдрун, которая ощипывает листву Мирового Древа, и мёд из её вымени наполняет котёл; олень, зовущийся Эйктюрнир (Eikþyrnir, С Дубовыми Кончиками Рогов), стоит рядом с нею, и сияющие капли с его рогов падают вниз в Хвергельмир (Hvergelmir, Кипящий Котёл). Есть в Валхалле повар по имени Андхримнир (Andhrímnir, Закопчённый/Покрытый сажей, также хейти орла), котёл Эльдхримнир (Eldhrímnir, Огне-закопчённый/Покрытый сажей), и вепрь, чьё мясо варится каждый день в этом котле, и который каждый вечер оживает, имя его Сэхримнир (Sæhrímnir, Море-закопчённый). Валькирии подносят пиво эйнхериям здесь на ночных пирах, и вполне может быть, что исцеляют их снова после дневных битв.
Кроме Валхаллы, в перечень обителей, названных в источниках, входят палаты Гевьон («Эдда» Снорри, что обсуждалось выше), Фрове (см. главу «Фрове» (The Frowe)) и Тонара. В «Песне о Харбарде» (Hárbarðsljóð, 24) старый перевозчик говорит, что «у Одина — ярлы, павшие в битвах, у Тора — рабы», на что Тор, несколько обиженно, отвечает: «Неравно бы ты людей разделил, если властью владел бы» (пер. А. Корсуна, стих 25). Трудно предположить, что дело обстоит не так, как Харбард установил — несомненнно, никто другой, даже Локи, рискнул бы сказать в лицо Тору, что тот был покровителем рабов! Поскольку все боги и богини имеют свои собственные чертоги, и своих собственных любимых друзей в Мидгарде, как правило, в Троте верят, что те, кто не остался в кургане или скале, отправляются в палаты того божества, которое ближе всего их собственным душам.
Вероятно, наиболее важным элементом в германских представлениях о загробной жизни, тем не менее, было единство рода. В «Житии Вульфрама» (Vita Wulframi) упоминается попытка обращения в христианство короля Фризии Радбода (Radbod). Король перед самой крестильной купелью спрашивает, что ожидает его предков. Христианский миссионер отвечает, что они, несомненно, в аду, после чего Радбод, шокированный идеей оказаться разлученным с родственниками в этой жизни или следующей, отказывается от крещения, объяснив, что он не может обходиться без товарищества всех тех, кто правил фризами до него. В Скандинавских источниках мы встречаем не только Святую Гору, Helgafell, но также утверждение Эгиля в «Утрате сыновей» (Sonatorrek, 18), что его умерший сын ушёл «посетить свою родню» (В оригинале kynnis leita — родню искать. В переводе С.Петрова: «Чадо наше ввысь умчалось, в чертог воздушный к душам родным»), и слова умирающего Сигмунда в «Саге о Вёльсунгах»: «отойду я теперь к родичам нашим ушедшим». («Сага о Волсунгах», 12 в пер. Б. Ярхо).
Поскольку целое разделяется на свои части после смерти, такое утверждение верно в нескольких смыслах. Сознание, кажется, будет той частью, который путешествует между мирами в Обитель Богов или в Хельхейм, или, иначе, обитает в семейной скале или кургане (когда достаточное число других элементов души, таких, как например, hamingja, hamr, сила и мощь, и так далее, остаются с телом после смерти, в результате получается драуг, это происходит чаще всего в случаях внезапной насильственной смерти, особенно если смерть была вызвана магией или немёртвым; когда умерший творил магию или был берсерком; или когда умерший был сильным, непреклонным, и/или действительно невыносимым человеком при жизни). Многие другие элементы отправляются «воссоединиться с роднёй» буквально, или соединяясь с силою живущих, или путём возрождения в семьё. Даже когда умершие находятся в Ином Мире, они не отрекаются от живых в своём роду, подобно тому, как живые беседуют и разделяют свои праздники с умершими. Некоторые удивляются, как убеждённость в этом может сочетаться с верой в различные обители и миры, в которые люди отправляются после смерти: ответ может, вероятно, можно найти в словах валькирии Скёгуль, когда она говорит о «зеленых мирах богов» в «Речах Хакона» (Hákonarmál, 13). (В оригинале …grœna heima goða…, т.е. речь о зелёных «мирах» или «местах обитания, обителях» богов). Мир Богов несомненно, на самом деле очень обширная область, которая граничит с (и даже, кажется, частично включает) многие другие края, в том числе Альвхейм, Ётунхейм, Мидгард и Хель. Нет причины думать, что умершие привязаны к одному только месту или миру: на самом деле, примеры Хельги и Гуннара показывает нам, что это не так. Скорее, различные люди могут иметь свои предпочитаемые места обитания, но все члены рода, боги и богини, а также люди, живущие и умершие, объединяются в час нужды и в священные периоды года, которые связуют нас вместе.
Северные язычники (и другие германские народы) не делали такой акцент на загробной жизни, как христиане, и это объясняет, почему их представления о посмертном существовании были столь многообразны и разрозненны. У них также не было страха смерти и наказания, подобных тем, что обрели последующие поколения под влиянием христианства. Изображение смерти как демонической фигуры (будь то Хелла или Водан, оба были демонизированы в этой роли христианством), весьма вероятно, является результатом позднейшего развития этого образа. Но если мы не можем принять смерть, мы не можем принять жизнь, ибо рождение и смерть являются циклом, который повторяется во всей природе. Хотя никого ни в каком смысле не привлекает смерть, когда она является в своей подающей надежду форме, мы не должны бояться принимать её объятия.

Составители:
Гранди, Стивен, из «Культ Одина: бог смерти?» (Grundy, Stephan, The Cult of Óðinn: God of Death?)
Алиса Карлсдоттир из «Леди Смерть» (Alice Karlsdóttir, The Lady Death, in Idunna V, i, 18, Rhedmonth 1993 C.E. (примечание: многие разделы этой статьи также приводятся в главе Hella)
Свейн Воденинг, «Душа англосаксов» (Swain Wodening, The Anglo-Saxon Soul)

@темы: Our Troth