читать дальшеДвенадцать месяцев в году,
считай иль не считай.
Но самый радостный в году
весёлый месяц май.
(баллада «Робин Гуд и шериф» в переводе С.Маршака)
Существует несколько объяснений названию третьего весеннего месяца и все они восходят к античности. Слово May и ему родственные в европейских языках выводят от имени Майи (Maja, Maia), матери Меркурия, иногда в римских записях связывавшейся и с богом-кузнецом Вулканом. Как у многих божеств Рима (и не только Рима), участие Майи в мифе меньше, чем культовое значение: она была одной из покровительниц земледелия и урожая (как и Майя – мать Гермия в Греции). Именно 1 мая в Древнем Риме приносили жертвы в её честь на празднике Majuma. Одновременно это событие совпадало с праздником Доброй Богини — Bona Dea, богини радости, достатка, покровительницы женщин и деторождения, проводившимся 1-4 мая, а так же с Флоралиями (или Ludi florales — Цветочными играми) – торжествами в честь Флоры, богини цветов и растительности, юности и, опять же, плодородия. Её праздник, праздник цветов, весны и молодости длился, ориентировочно, c 28 апреля по 3 мая (вариант — по 1 мая). Так же есть предположение, что название месяца связано с латинским majores — «предки», поскольку в Риме в этом месяце, но чуть позже, поминали ушедших родичей во время Лемурий.
Суть начала мая, времени обновления природы и радости, пожалуй, лучше всего передавали Флоралии. Праздник сопровождался народными играми и увеселениями, обязательными цветами и зеленью, представлениями мимов с достаточно вольными сценками и скарбезными песенками. Римляне украшали ветками и цветами свои дома и дома друзей. В это же время — время нескольких торжеств сразу — было принято также обливать друг друга водой и купаться в Тибре, О.Воропай пишет и о римской аналогии позднейшего Майского Дерева — Maius arbor majalis.
Эхо римской культуры порою узнаётся в культуре германской в самой неожиданной форме: заимствованной у римлян считается идея знаменитых оберегов-брактеатов, некоторые исследователи видят в эддическом описании Валхаллы («пять сотен дверей и сорок ещё») влияние воспоминаний варваров от иного места постоянных сражений — Колизея. Да и теория о воздействии римской письменности на форму рунических знаков никем не опровергнута. Так что не исключено, что некоторые элементы весенних фестивалей и были сохранены возвращавшимися на родину наёмниками или переняты племенами-федератами, что служили Империи. Однако сам праздник, отмечающий начало истинного расцвета природы в краях более суровых, чем Средиземноморье, наверное, слишком важен, слишком глубоко укоренён в памяти германских народов, чтобы быть заимствованным. Согласно Н.Пеннику, c середины мая (а народный календарь всегда довольно приблизителен) начинался отсчет летнего полугодия согласно древнему германскому делению года на две части в таких регионах, как Англия, Германия, Нидерланды, северная Франция. И до XVIв. по всей средневековой Европе полугодовые городские счета подводили именно к Троице (май) и Мартынову дню (иногда в такой же роли выступал март, впрочем).
Начинается празднование с Майского Кануна, более известного под именем Валубурговой (Вальпургиевой, Вальбурговой) Ночи. Название это является относительно поздним и, предположительно, замещает в народной памяти другие имя и образ. Добропорядочная монахиня из Девоншира, позднее настоятельица Эйхштеттского и Хайденхаймского монастырей Вальбурга или Вальпурга была сестрой и соратницей сразу двух борцов с язычеством во Франконии, Баварии и Швабии — Виллибальда Эйхштеттского и Виннибальда. Так что едва ли она стала бы радоваться, что её имя в народной традиции оказалось связано со слётом ведьм на Броккене в горах Гарца и ночью всяческого ведовства и чудес. В свою очередь, сегодня многие верные предпочитают воспринимать имя Walpurga или Walburga в сугубо языческом прочтении, и для этого есть исторические основания. Надпись на черепке, найденном на острове Элефантина (на старой южной границе Египта, против Ассуана) и датируемом II в. н.э. гласит: Βαλουβουργ Σήνονι σιβύλλα. Перевод имеет два варианта: «Валубург, семнонов сивилле» или «Валубург, семнонов сивилла». При этом подлинность черепка и надписи никогда не ставилась под сомнение. Еще В. Шубарт, обнаруживший черепок и в 1917 г. опубликовавший надпись, сопоставил имя Βαλουβουργ с германским именем Waluburg. Семноны (вариант названия «сеноны», что не следует путать с названием одноимённого кельтского племени, в русском переводе встречается написания «семионы») — германское племя, упроминаемое Тацитом именно в контексте их культа и религиозного авторитета среди германских племён . Что до места находки, то Египет был в это время Римской провинцией, где, согласно заключениям историков, германские солдаты выполняли роль гарнизонных войск и имели постоянный лагерь. Имя германской провидицы читают двояко. Первый компонент его может возводиться к двум основам: либо к*wala-/walu — «мертвые, навь» (ср. старосеверное Valhöll и др.), либо как *waluz — «жезл». В первом случае провидица соотносится с «миром мертвых», во втором (более предпочтительном в качестве версии этимологизации) — с магическим жезлом. Тем самым имя Walu-burg прямо соотносится с древнегерманским *waluwō и исландским völva. Второй компонента имен — -burg («крепость») — вполне допустим для германских двучленных имён. При этом Н.А.Ганина сопоставляет имя пророчицы ссообщением Тацита о живущей в башне (= крепости) Веледе, пророчице германского племени бруктеров. Также исследовательница указывает на возможную параллель с галльским топонимом Valabriga «сильная, мощная крепость» (< valo — «сильный, мощный»). Параллель Valabriga — Waluburg являлась бы свидетельством бытования в кельто-германском ареале значимого сложного имени, компоненты которого осмыслялись, как это бывает в подобных случаях, в зависимости от родного языка слушателя.
В контексте же праздника и народной, идущей из глубины веков, памяти стоит процитировать слова А.Н.Ганиной:
«Нельзя не согласиться с Э. Шредером и авторами католической церковно-богословской энциклопедии в том, что почтенная Вальдбург, прославившаяся высокой образованностью и благотворительностью, не имеет ничего общего с «сивиллой Валубург», вёльвой и Вальпургиевой ночью. Тем не менее почитание св. Вальдбург/Вальбург распространено не только в сопредельных указанным монастырям землях, но по всей Германии, равно как и в Нидерландах и Северной Франции, причем традиция считает св. Вальбург покровительницей рожениц, крестьян, домашних животных и плодов и изображает ее с жезлом. Последнее можно счесть указанием на статус аббатисы, однако названные выше функции мифологического персонажа, обеспечивающего плодородие, с этим статусом никак не соотносятся. Более того, память св. Вальдбург, скончавшейся 25 февраля, должна совершаться и совершается католической церковью именно в этот день, однако куда более известен другой день ее памяти — 1 мая с пресловутой Вальпургиевой ночью. Всё это явно свидетельствует о том, что за установленным в 870 г. церковным почитанием исторической св. Вальдбург/Вальбург потянулась мощная языческая («народная») традиция культа владычицы потусторонних сил, провидицы Вальбург/ Валубург. Тем самым создалось положение, аналогичное хорошо исследованным ныне сопоставлениям (ср. [Успенский 1982]). Таким образом, есть основания констатировать поразительную сохранность представления о «провидице с жезлом» в германской традиции. Но если в мифопоэтическом мире «Эдды» это вызванная Одином вёльва (о мотиве насильственно-магического пробуждения мертвых ради узнавания от них будущего (см.: [Топорова 2001]), то в христианской средневековой Германии это темная, ночная спутница св. Вальдбург».
Для асатруа Валубургова ночь — ночь огненного очищения, великих и грозных сил и подготовки к радостному и светлому дневному празднику. В эту ночь зажигался трением дерева о дерево новый, чистый и священный, огонь, так называемый «огонь нужды» — форма наибольшей магической силы, особенно для отвращения плохого вирда, болезни или проклятия, и Валубургова Ночь является ночью наибольшего могущества для такой работы, Гримм приводит, среди прочих обычаев, обычай Хайланда : кипячение горшка с водой на таком огне и обрызгивание водой людей и скота, страдающих от болезней («Тевтонская мифология», II ). Он так же упоминает , что в такие костры часто клали девять пород дерева. Горели огненные колёса, в Скандинавии обходили с факельным шествием поля.
Highlands — Северо-Шотландское нагорье. Строго говоря, этнический состав Шотландии включал как кельтские (бритты, пикты, скотты), так и германские (англы, позднее — норвежцы) племена. Так что возможно, что очищение и исцеление скота является наследием как раз кельтского Бельтейна, праздника нового, чистого огня — и первого выгона животных на пастбища.
В эту же ночь, как считалось, над зарытыми сокровищами пылает синее пламя. Это может быть поводом вспомнить об огненной инициации Фрове-Гюльвейг-Хейд, в которой золотая женщина была трижды сожжена и возродилась как колдунья и пророчица . Общее представление о ведьмовских шабашах и особом могуществе магии в эту ночь очень подходят к такому прочтению. Это хорошее время для выполнения сейда и для прорицаний всех видов.
От разгулявшихся сил Иного Мира и собравшихся на ежегодные посиделки ведьм хлев и дом в Майский Канун защищали рябина и кресты из веток, связанные красной ниткой. В Ютланде существовала специальная молитва, произносимая в это время, которая испрашивала благословения коровам и телятам, лошадям и жеребятам, овцам и ягнятам, козам и козлятам, свиньям и поросятам, гусям и гусятам, коровьему и овечьему молоку, элю и бренди, сваренному пиву и выпеченному хлебу и т.д. – демонстрирующая повторы и внимание к деталям, характерные для магического заклинания. Эта молитва так же включает стих, изгоняющий «всё ётунское и тролльское племя … юга и севера, востока и запада» из дома, похоже, что даны разделяли общее представление про Валубургову ночь как ночь магии, когда все виды диких существ могут быть изгнаны (Бьярне Троельсен, «Религия крестьян на Севере» ) В Асатру, по-видимому, более уместно выставить еду и питьё для различных ночных путников, как делали кельты в эту ночь.
Валубургова Ночь издавна являлась и ночью всенародного праздника, вроде того, что был описан детально Николаем Джегером (Nicolay Jaeger) в начале восемнадцатого века. Народ отправлялся в путь под бой барабанов, один человек впереди шел с белым знаменем с крестом на нём. Следующие за ним несли «Майское копьё», вокруг которого танцевали в каждом селении, через которое они проходили. Люди не ложились до поздней ночи, выпивая, танцуя и радуясь (Б. Троельсен, «Религия крестьян на Севере» ). В Скандинавии Валубургова Ночь или просто Валборг (нем. Valborg) и сейчас видится как начало весны, и ещё — как время великого ликования. В Уппсале, студенты Университета одевают свои белые кепки и собираются вместе праздновать конец зимы, в Хельсенки целый город принимает участие в восторженных уличных праздненствах, часто с питьем всю ночь.
В старые времена, этот праздник, вероятно, часто проводился на вершинах гор или могильных курганов. Троельсен цитирует упоминание в 1847г. «Троицких гор-курганов» (Pinseberghoj), в котором сказано о танцах вокруг них в эту ночь, как происходило вокруг некоторых других датских могильных курганов («Религия крестьян на Севере» ).
Валубургова Ночь также является ночью любви и признаний в любви. Немецкая молодежь выходит собирать зелёные ветви и цветы, что бы украсить окна или двери своих избранниц перед зарёй Майского Дня, а то и поставить небольшое Майское Деревце (см. далее). По этой причине, равно как и потому, что это легендарная ночь сбора ведьм, Валубургова Ночь особо мыслится сегодня асатруа как праздник Фрейи, покровительницы магии и любви. Очень подходящее время для верных, чтобы дарить подарки и открытки любимым в этот день, особенно хороши могут быть как объяснение в любви сердечки из янтаря, столь подходящего силе богини.
Майских День является естественным продолжением времени Валборга, радости и последних приготовлений, сделанных в ночь Майского Кануна (вроде собранных цветов, нарванных свежих веток в ночном лесу, срубленного ствола Майского Дерева). Это — праздник расцветающих трав и деревьев в молодой листве, праздник юношей и девушек, всхода и роста посевов, пробуждающейся чувственности, весёлых гуляний и ухаживания. Его отмечали с играми и танцами, с ряжеными, кое-где с лошадиными скачками и везде — с обильным угощением.
Наиболее выразительный символ Майского Дня — Майское Дерево, большой шест, украшенный лентами, лиственными и цветочными гирляндами и различными символами, который носили по деревням в праздничных процессиях. Такие Майские процессии известны от юга Германии до Скандинавии, и могут быть частью германского весенних/летних ритуалов со времён бронзового века, как показывают некоторые шведские и датские наскальные изображения. Майское Дерево в Дании звалось Maistræ, в Англии - Maypole, во Франции Le Mai, в Германии — Maibaum. Обычаи и способы оформления Майского Дерева разнились в зависимости от региона. Было это или просто срубленное живое деревце, или, с развитием традиции, ствол ели, ясеня, берёзы, дуба или вяза, очищенный почти до самой верхушки и богато украшенный, ещё позже кое-где стали устанавливать стационарные столбы на многие годы. Яйца так же использовались, что бы украшать и Майское Дерево или Майский Шест, заставляя вспомнить о «яичных деревьях» в германской традиции Остары. Шест в селении мог быть один или вместе с основным ставили несколько меньших, его украшали символами процветания, плодородия и ремёсел, или просто венками, зелёными обручами вокруг ствола, гирляндами и лентами. Его устанавливали в центре селения непосредственно в Майский День или заранее, его могли пытаться похитить (и после потребовать выкуп в виде пары бочонков пива), вокруг него танцевали и оплетали в традиционном танце лентами, его же украшавшими. Типичный Баварский Майский Шест — длинный столб, раскрашенный синими и белыми полосами или замотанный лентами, и окруженный висящими гирляндами. К этому Майскому Шесту прибивались или подвешивались символы, обозначающие занятия всего населения деревни.
В Англии типичный Майский Шест — столб с навершием в виде оплетёного цветами колеса, к которому привязаны длинные ленты. Как вариант, на вершине столба мог быть подвешен на лентах венок, столб венчающий. Прикреплёнными лентами столб увивают в традиционном Майском Танце, также его обычно украшают ветвями и цветами. Скандинавский Майский Шест часто имеет форму креста с венками, висящими на перекладинах, он тоже украшается зеленью и лентами.
Изначально такие Деревья символизировали растущую ввысь мощь возрождения и плодородия, прославление сил приходящего к людям Короля Лета, того, кого мы знаем под именем Фрейра (хотя в некоторых областях Швеции, таких как Вестерготланд, Богуслан и Нордгаланд, Майское Дерево воздвигали в виде женообразной фигуры). Да и позднее, во времена христианские, интуитивное понимание происходящих в природе перемен никуда не исчезало. Пусть общинные ритуальные пиры стали лишь пирушками с пивом и закуской церковных братств — Majigilder, но потребность жить в соответствии с мировыми ритмами и способствовать им своей жизнью, по-видимому, присуща душе людей изначально. И Майские Король и Королева (иногда вместе, иногда поодиночке, иногда — по нескольку человек даже), непременно одетые во что-то белое и украшенные венками, по-прежнему символизировали расцвет природы и приходящее лето, хоть уже не мыслились в явной форме воплощением божественных сил (или, возможно, ритуальной жертвой им). Хотя ныне нередко на эти роли избираются дети, но здесь перед нами типичный случай редукции традиции: сперва исполнение обрядов переходит от мужчин к женщинам и девушкам (в том числе и мужские роли), затем к детям, превращаясь в игру.
Фоссениус (Fossenius, Mai. Majgren, Majträd, Majstång) упоминает, что в окрестностях Саара (Saar, река во Франции и Германии) для праздничных процессий выбиралась преимущественно берёза, и всадники останавливались перед каждым домом , так же общепринятыми были для Майского Дерева хвойные породы, возможно, потому что их иголки воспринимались как защита от злых существ . Майские песни об этом дереве пелись во всех германских землях, включая Англию. Фоссениус цитирует:
Мы бродили всю эту ночь,
И почти весь этот день,
И теперь снова возвращаемся,
Мы принесли вам Ветвь Мая.
Ветвь Мая мы принесли вам,
На вашу дверь поместим её
Хоть это побег, но он замечательно расцвёл,
Трудами рук Нашего Лорда .
Во многих районах Германии небольшие Майские Деревца накануне Майского Дня устанавливались парнями перед домами возлюбленных (или даже просто холостяками деревни перед домами незамужних женщин). Так же в Германии парня украшали ветвями ивы и берёзы так, что бы его нельзя было узнать, а народ должен был угадать его имя. Когда имя юноши называлось, зелёный наряд снимали и ветви делились между присутствующими, особенно молодыми девушками, которые затем клали их на подоконники . Иногда юноша мог быть окунут в пруд, так, что бы брызги воды от его плескания могли благословить тех, кто собрался вокруг. Здесь кажется очевидным, что парень мыслился воплощением Фрейра или подобного ему бога, явившегося в Мидгард на краткое время, что бы дать своё освящение народу. Такие вещи традиционно происходили не только в Майский Канун, но и в сам Майский День.
В Англии в XIV-XVIв. за ветками и цветами, которыми украшали дома и танцующих, молодёжь отправлялась в лес накануне «собирать май» , порою — на всю ночь. Если же не ночью, то ранним утром парни и девушки, в сопровождении музыкантов, отправлялись в леса и рощи, рвали зелёные ветви деревьев, связывая с цветами и, вернувшись, украшали ими окна и двери жилищ. Тогда же общими усилиями срубали большое дерево и привозили его в город или деревню на нескольких парах быков; каждому быку прикрепляли между рогами букет цветов; это Майское Дерево ставили посреди площади и предавались вокруг него играм и пляскам. В.Шекспир, говоря о невозможности остановить бушующую толпу, писал: «Скорее вы заставите их спать Все утро в майский праздник беспробудно Иль сдвинете собор святого Павла» (Генрих VIII», пер. В.Томашевского).
В Германии и Дании также было принято «привозить лето в село» В Дании молодые женщины шли в леса плести цветочные гирлянды, которыми по возвращении в селенье короновали Майского Графа и украшали всадников будущей процессии. Такой нарядный кортеж возглавляли двое старшин, за ними шли два старца с убранными гирляндами, лентами и т.д. шестами в руках. За ними следовал Майский Граф с двумя служителями и, наконец, ехал попарно весь народ в голубых и красных кафтанах с белыми платками через плечо. «Графа» украшали две зелёные гирлянды, у остальных через плечо было перекинуто по одной. Вместе с шествием ехали музыканты, игравшие на дудках, скрипках и барабанах. Гирлянды оставляли у ворот селения (или дарили встречным женщинам и девушкам как знак приглашения на пир). В деревне процессия трижды объезжала каждый двор, приветствовала хозяев и у дома, спешившись, исполняла песню. Пел кто-то один, остальные же после каждого куплета подхватывали Med glæde! (С радостью!) На одном из куплетов двое из процессии отправлялись к церкви и преклоняли колени на пороге, остальные в это время допевали песню. Потом все танцевали, хозяева угощали пришедших пивом или бренди. Затем процессия отправлялась к следующему двору. Девушки, «встречая лето», одевались в зелёное, c белыми платками и гирляндами на голове и шее. Они становились в круг на поле, а старшина примерял каждой венок. Та, кому он приходился в пору, становилась Майской Графиней (иногда Графиню выбирал Майский Граф, бросая ей венок. В свою очередь, Графа выбирала прошлогодняя Майская Графиня). После выбора процессия возвращалась и встречавшие поднимали в селении украшенный Майский Шест — один из бесчисленных вариантов Майского Дерева.
Время роста было и временем обеспечения будущего процветания и предотвращения бед. В Швеции и Вестфалии 1-го мая трижды ударяли молодых коров, что ещё не телились, веткою рябины; в других же областях пользовались при выгоне скота ореховым прутом – растениями Силы и защиты. Так же в Германии, чтобы коровы хорошо доились и не болели, пастух должен 1-го мая с утра, при выгоне стад на пастбище, положить перед порогом хлева топор, обвязанный чем-нибудь красным (вероятный символ Громовержца), и перегнать через него животных.
Сведений о существовании достаточно близких аналогов Майскому Дню в Исландии эпохи викингов нет, хоть остров и был заселён выходцами с континента. Возможно, причиной стал суровый климат страны, из-за которого самый близкий по времени праздник — Первый День Лета (первый четверг между 9 и 15 апреля до 1700г., и между 19 и 25 — после) просто не мог иметь того же смысла, что и Майский День, и стал днем символической подготовки к полевым работам и праздником домашним. Надо сказать, в Исландии действовал единственный в северной Европе календарь, отличный от общеизвестного, где месяцы были смещены относительно знакомых нам, так что наша дата начала мая была рядовым днём месяца Харпа (harpa) или Кукушачьего месяца (gaukmánuðr), ещё именуемого Пора посева (sáðtíð
.
Не было явных аналогов Майскому Дню и на территории России и Украины вплоть до XVIIIв. (в упоминании о хороводах около украшенного лентами дерева в Беларуси А.С. Котлярчука сказано всё же, что «христианизация обряда привела к тому, что дата празднования мая у белорусов была перенесена с 1 мая на православную Троицу», а Майское Дерева – на троицкую берёзку. Т.е. речь, по видимому, идёт об предположительной реконструкции традиции). И даже появившись, день этот остался праздником горожан и студентов. Началось всё с Киевской академии, в которой были заимствованы и прижились польские и литовские maiówki, recreacie maiowe, а уже оттуда майские празднования распространились в течении восемнадцатого столетия по духовным и светским училищам страны. В «рекреационный день» - первого мая (а так же пятнадцатого и тридцатого мая), киевские студиозисы выходили на гору Скавыку при урочище Глубочица, где забавлялись играми, пели кантаты, разыгрывали комедии и произносили диалоги, написанные преподавателями. В упадок традиция повсеместно пришла к концу XIXв.
Однако гораздо ближе по смыслу и сути к Майскому Дню – Радуница, сейчас отмечающаяся (или не отмечающаяся) на Фоминой неделе – той неделе, что следует за Пасхальной. т.е. может приходиться на промежуток от 29 марта до 2 мая по старому стилю или между 11 апреля и 17 мая по новому (прим. Официально празднование Пасхи было установлено императором Феодосием II (408-450гг.), отмечается в первую неделю после весеннего полнолуния – между 22 марта – 25 апреля по старому стилю). Вторым моментом восточного народного календаря, перекликающимся с Маем, могли бы быть Русалии, праздник, чьи тоже сроки привязаны к пасхальным. Если предположить, что от Пасхи они отстоят на те же семь недель, что и от замещённого Пасхою Весеннего Равноденствия, по времени гипотетические Русалии-исходные как раз должны были б попадать на начало мая. Однако весенний смысл Русалий, если таковой и существовал, полностью исчез (теоретически это могло произойти из-за «плавающего» характера христианской обрядности и путаницы со стилями летоисчисления: Семик нынче приходится на промежуток между 25 мая и 28 июня (12 мая и 15 июня по старому)). Тем не менее, кое-что из комплекса обрядности западного Майского Дня на Руси, хотя бы формально, наблюдается именно во время Русалий.
Красная Горка: благословение весны и первой листвы, зримая персонализация божеств, мотивы ухаживания и свадьбы
читать дальшеРадуницкая неделя начинается с Красной Горки (воскресенье, Фомино воскресенье), которая названа у И.П.Сахарова «первым весенним праздником на Руси», когда поют веснянки, зазывают весну (причем мотив ухаживания и свадьбы в веснянках один из основных), во время поминовения родителей катают по могилам красные яйца и разделяют с ушедшими трапезу… С этого же дня начинались хороводы, молодёжные игры (в горелки, «плести плетень», «сеять просо» и т.д.), и это же время девушки играли в Лелю или Лялю. Игра эта сохранялась у нас, по-видимому, только на Волыни да в Беларуси, и носит, несомненно, очень древний характер.
Например, в с.Забужжа это выглядело так: девушки выбирают между собою ту, что будет Лелею и плетут венки из лесных или полевых цветов. Всю девушку убирают веточками липы или дуба, так, чтобы укрыть её с ног до головы. Подобным образом наряженная, Леля садится на пенёк или пригорок, в лесу или средь луга, рядом же с нею кладут угощение: кувшин молока, масло, творог и красные яйца-крашенки, а так же сплетённые венки по числу участвующих девушек. Затем девушки водят хороводы вокруг Лели и поют песни-веснянки, в которых, по большей части, речь идёт о милом и свадебке. Когда хороводы закончатся, девушки по очереди подходят к Леле, которая одевает каждой на голову венок и говорит:
Будь щаслива и гожа, як сонце;
Весела, як весна;
Робоча, як бджола;
Багата, як земля!
Каждая из девушек, получив свой венок и заговор на благо, берёт по кусочку творога и масла, кладёт в рот и запивает молоком, затем берёт крашенку. «Причастившись», она кланяется Леле и отходит, уступая место следующей, пока свой венок не получат все. Венок девушки хранят до следующей весны, а ветки и листву, которыми была укутана Леля, относят к речке и пускают по воде.
Белорусский обряд зовется «лялэшником», Ляля и там сидит на поле, пока девушки водят вокруг хороводы. Однако в песнях девушки просят не только суженого и свадьбу, а ещё и урожая. Кроме того, зелёный убор Ляли белорусские девушки сберегают вместе со своими венками до следующей весны. (прим. И упоминавшаяся выше немецкая игра с замаскированным парнем тоже могла иметь некогда более серьёзную и ответственную основу).
Хоть столь выраженного воспоминания о языческой обрядности в честь богини в других областях не сохранилось, имя Лели (Лельо, Ляли и т.д.) часто встречается в народных песнях-веснянках:
О Лелю, молодая, о Лелю!
Ты вьюная, о Лелю!
Ты по горницi пройди, о Лелю!
Покажи свое лице, о Лелю!
Та в вiконечко, о Лелю!
Своего-то вьюнця, о Лелю!
Та пожалуй-ко яєчко, о Лелю!
єще красненькое, о Лелю!
Що на красному блюдi, о Лелю!
При добрых людях, о Лелю!
В этой веснянке упомянут ещё один свадебный мотив Радуницкой недели – так называемый вьюнец, хождение по улицам с пением обрядовых песен в честь новобрачных (вьюна и вьюницы), которые в свою очередь выставляли угощение. Так же холостая молодежь могла просто искать дома с новобрачными и окликать их с требованиями наподобие: «Вьюн-вьюница, отдай наши яйцы!», после чего молодые наделяли гостей брагой, куличами и яйцами.
И, наконец, ещё одна обрядовая игра этого времени в Беларуси, позволяющая вспомнить уже не о богине, подобной Фрейе, но о её брате, солнечном Фрейре – боге урожая, и о его земном отражении – Майском Короле в белом наряде и зелёном уборе. Хотя согласно записи этнографов в игре «Ярило» принимают участие уже одни девушки, изначально на эту роль, очевидно, избирался парень. Играли в апреле, возможно даже, в начале его: избранную девушку, обычно самую красивую, одевали в белое, на голову возлагали венок и сажали на белого же коня, что был привязан в поле или на выгоне, где земля уже прогрелась. Ёе называли Ярилом, водили вокруг хороводы и пели веснянки, в которых Ярила славили:
…гдзѣ його iонь нагою,
Там жито копою,
А гдѣ жъ iонь ни зырне,
Там колосъ зацьвице…
Возможно, что в данном случае уместно сравнение Ярила не столько с Фрейром, сколько со светлым Бальдром: пройдёт совсем немного времени, и «на Петровку» (29 июня) будут играться похороны Ярилы, причем на шутейный обряд допускаются только молодухи, но никак не юноши и девушки…
Иные обычаи мая на Руси
читать дальшеВ противовес выраженной свадебной символике и европейского Майского Дня, и наших песен-веснянок, сам май считался на Руси временем для свадеб крайне неблагоприятным. «В мае добрые люди не женятся», «рад бы жениться, да май не велит», «кто в мае женится, тот будет век маяться» - вот некоторые русские поговорки об этом. Причины могли быть вполне практическими - свадьба в разгар полевых работ пользы хозяйству не приносила, да и провести её должным образом было сложно. Если искать аналогии в человеческой жизни, то это скорее время молодёжных игр и ухаживаний (вовсе не обязательно платонических), гуляний и радостной юности. Время прекрасной Фрейи, которой, по словам Снорри, «по душе любовные песни»; и Фрейра, кто, согласно Адаму Бременскому, «дарует смертным мир и наслаждения» (и к кому, впрочем, обращались и при свадебных торжествах).
В мае во многих областях нашей средней полосы начинался сев - «с первой майской росы». Естественно, столь важное событие было ритуализировано, хоть до нас дошла лишь поздняя форма обряда: крестьяне служили в церкви молебен пророку Иеремии (Еремею-запрягальнику, 1 мая по старому стилю,14 мая по новому), выходя же вслед за тем на поле, сеяльщики молились на три стороны света (кроме северной) и бросали, глубоко поклонившись, в каждую сторону по три горсти жита. Когда в Малороссии отправлялись на посев конопли, брали с собою сырые яйца. Приехав на место, их отваривали и разбрасывали скорлупу по полю, приговаривая: «Роды, Боже, конопли билы, якъ яйца».
Ещё одна примета мая - майские грозы. Вот что писал об отношении к ним крестьян Малороссии этнограф, историк и поэт Н.Маркевич (сохранена орфография оригинала): «Земля, по давнему преданiю, не растворяется вполнѣ до перваго грому, то есть до выѣзда и прогулки пророка Илiи вѣ колесницѣ по небу. Если первый громъ будетъ слышанъ на западѣ, будетъ хорошiй урожай хлѣба. Если при первомъ громѣ подпереть спиною дерево, стѣну, ворота и тому подобное, то спина не будетъ болѣть. Дѣвушки, услышавъ первый громъ, бѣгутъ къ рѣкѣ, умываются и утираются чѣмъ нибудь краснымъ, чтобъ не терять красоты и быть богатыми». Тут невольно вспоминается представление германских народов о том, что гром даёт плодородие полям и то, что согласно Адаму из Бремена, северный Громовержец-Тор «царит в эфире, управляет громом и реками, ветрами и дождями, ясной погодой и урожаями».
Как видим, многое во встречах расцвета природы и на западе у германцев, и на востоке, у славян, совпадало: мотив первой растительности, мотив ухаживания и молодёжных гуляний, в меньшей степени – действо с выбором главного персонажа обрядовой драмы, вроде Майской Королевы, Лели или Ярилы.
Практически отсутствует у восточных славян весенний мотив священного огня Валубурговой ночи. Только в Калужской губернии на Красную горку сжигали соломенное чучело, что относится скорее к запоздалым проводам зимы.
Ещё предмайская ночь в наших краях, похоже, не отождествлялась со временем Сил и особо мощной магии (кроме благой ворожбы на жениха и урожай), c той причиной, по которой современные асатруа обращаются на Валубург к Одину, первошаману, отцу рун и песенной магии – гальдра, к Фрейе как к ведающей сейд, а также – к древней Валубург, «семнонов сивилле», т.е. пророчице племени семнонов. Именно такая надпись на греческом языке была найдена на нильском островке Элефантина на керамическом черепке, что датируется II в. н.э. Египет в то время был римской провинцией, и германские солдаты выполняли роль гарнизонных войск и имели там постоянный лагерь. В принципе не исключено, что английская настоятельница монастыря в Германии просто носила имя, сходное с неким именем, почитаемым издавна, почему её образ и сыграл роль маски на лике древней веры.
У восточных славян временем близости миров в весенне-летний период считались скорее Русалии (и, разумеется, Купала, но это уже другая история). Русалки, мавки, водяные и т.д., заложные, опасные покойники явно могут рассматриваться как параллель альвам и иным соседям, тоже теснейше связанным с миром мёртвых и тоже отнюдь не всегда благожелательным. Поминовение своих, родных усопших было и на Красную горку (воскресенье), и собственно на Радуницу (понедельник Радуницкой недели, в Малороссии – Могилки, Гробки, Проводы), и во вторник – Навий День или Усопшие радаваницы, было оно и на Русалии-Семик (так называемые Задушные поминки). Но основным смыслом Русалий было всё же общение с недомашним Иным миром и умиротворение его обитателей.
Формально сходство с Русалиями: связь с Иным Миром, обрядность с деревьями
читать дальшеЗелёная, Русальная или Клечальная неделя, она же Семик в наше время приходится на промежуток между 25 мая и 28 июня (т.е. может совпасть с Солнцестоянием). Она включает в себя Задушные поминки (вторник), когда приходили к родным на кладбища с угощением, Семик (четверг, основной праздник) и Клечальную субботу – проводы русалок. Именно в это время начинает цвести рожь, и считалось, что духи мёртвых именно тогда особо активны и их необходимо привлечь на свою сторону для доброго урожая. Последнее явно противоречит возможности отождествления русальской обрядности с европейской майской, поскольку относится к совсем другой части аграрного цикла. Да и провожать в мае тех, кто связан с жизнью земли и деревьев - как-то рановато. Тем не менее, кое-какие моменты германских и славянских представлений сравнить интересно.
Русалки выходят из воды как только распустятся вербы и покроются травою луга. Тогда же просыпаются русалки полевые – мавки, лоскотницы и т.д. Русалки – это утонувшие или утопившиеся девушки, дети, родившиеся мёртвыми, погубленные матерями или просто умершие некрещёными т.д. Русалки любят качаться на ветвях деревьев, особенно предпочитают клён и дуб, расчесывать волосы и распутывать нитки (которые крадут у женщин, что заснули без молитвы). Иногда они зажигают огни над могилами. Встреча с русалкой у реки или в поле опасна – она обязательно постарается защекотать до смерти или затянуть на дно. Иногда русалки загадывают загадки:
- Что растёт без корня?
- Что бежит без повода?
- Что цветёт без цвета?
Правильный ответ, который сохранит жизнь:
- Камень растёт без корня,
- Вода бежит без повода,
- А папоротник цветёт без цвета.
Русалка может упростить задачу, спросив девушку: «Полынь или петрушка?» Сказавшей «Полынь» русалка в сердцах отвечает - «Сама ты сгинь!» и пропадает, неугадавшую защекочет до смерти. Дело в том, что иметь при себе полынь – самый действенный оберег от русалок (так же к изгоняющим их травам относили лепеху (татарске зилля, Acorus calamus L.), ковыль перистый (Stipa pennata L.), любисток (Levisticum officinale), мяту холодную (Mentha piperita L.)) Эти травы клали в карман, зашивали детям в одежду, кидали в воду перед купанием. Однако всё это делалось только до Русалий, до Клечальной субботы, через после Троицы нужды в мерах предосторожности, как считалось, уже не было.
На Украине некогда в Русальную неделю развешивали на деревьях полотно, русалкам на сорочки. На окнах раскладывали горячий хлеб, чтобы его ароматным духом русалки будут сыты. Не следовало всю неделю купаться (даже с оберегами), нельзя было кидать яичную скорлупу (чтоб русалки в ней не плавали) и т.д. В Семик (Зелёный четверг, Мавкин Великдень) никто не должен был работать, чтобы русалок не разгневать. Считалось, что в этот день они выходят на землю и смотрят, чтут ли их память. Тем, кто праздник помнил, русалки сберегали посевы, вставшим же к работе - губили. Утром на восходе девчата ходили «на жита», беря с собой специально испеченный хлеб из ржаной муки, замешанный на освященной воде. В поле хлеб разламывали и делили, а затем каждая девушка шла на поле родителей и оставляла там свою часть для мавок – «щоб жито родило».
Ещё в этот день народ отправлялся в рощи и леса, на берега рек и прудов, ставил в дом или около срубленные берёзки (на Западной Украине дома на Троицу («Зеленi свята») убирают ветками липы), готовил караваи, сдобники и драчены и яичницы, и тоже отправлялся на кладбища с угощением – поминать родителей. Интересно, что если на Радуницкую неделю обязательные яйца красили в красный цвет, то на Семик – в желтый. В этот же день молодёжь отправлялась в рощи, завивать венки из берёз. Здесь пели, плясали, водили хороводы до глубокой ночи. После игр всею гурьбою заламывали берёзку, обвешивали её лентами и лоскутками и с песнями возвращались домой. Семицкие венки в одних местах сохранялись до Троицы, а в других их кидали в воду, гадая по тому, по тому, как он поплывёт, о судьбе. Ещё в этот день девушки могли пойти тайно в лес (непременно имея при себе полынь и любисток!) и подарить русалкам специально завитые венки, чтобы те послали им богатых женихов.
Клечальная суббота посвящена проводам русалок. «Клечанье» – ветви в зелёной листве, которыми украшали жилища на Русалии. Существовало поверье, например, на Черниговщине, что в их листве прячутся пришедшие погостить души умерших родичей. Хотя варианты проводов разнились, обычно они проводились на поле или берегу водоёма, часто включали ночные посиделки до утра у костра, непременными были игры и угощения, русальские песни (обращенные к русалкам или про них) на проводы:
Проводили русалочок, проводили,
Щоб вони до нас не ходили,
Та нашого житечка не ломили,
Та наших дiвочок не ловили.
Часто делали «русалку» из тряпья из соломы, иногда, как в Беларуси, выбирали и наряжали русалку-девушку. Чучело после тризны-проводов топили или разрывали и разбрасывали солому по полю, белорусская девушка-русалка пыталась под конец поймать (и умеренно защекотать) своих подружек. В белорусском варианте, длившемся всю ночь, было принято прыгать через костёр как на Купалу (или как на Валубургову ночь). Сам же обряд проводов недвусмысленно указывает на то, что некогда русалок умиротворяли, посылая им жертву-новую русалку.
Как уже было сказано, аналогии с Майским Днём относятся скорее к форме обряда: зелёные ветви и принесённое в села и дома деревце, ночные (в отличии от Красной горки) игры с костром и прыжками через него, да близость к Иному Миру, требовавшая, как и на предмайскую ночь, особых средств защиты.
Интересно, что на востоке восприятие мира мёртвых в чем-то обратно западному (со значительной степенью обобщения и упрощения, само собой). У германцев и скандинавов род в первую очередь хранят женские духи предков – дисы (в римское время именовавшиеся по латыни Matronae-Матери). Духи же неродные или оказывавшие покровительство всему краю в целом обычно связывались с миром альвов и холмами, курганами, горами, с миром природы. Альвов (эльфов, сидов и т.д.), в свою очередь, исследователи связывают с миром мёртвых (не обязательно чужих, но обитающих по ту сторону границы обжитого людьми мира). При том, хотя такой взгляд и не получил повсеместного распространения, но альвов иногда считают мужским аналогом дис (альвийки действуют в основном в фольклоре, мифология же упоминает только альвов-мужчин). У восточных славян же предки-покровители, в первую очередь, - Деды (так и называются дни их поминовения – Семицкие, Ставровсие, Спасовские, Осенние, Зимние Деды), а опасных и непредсказуемых “диких” покойников олицетворяют ярче всего русалки, существа женственные. Опасные женские существа германской мифологии – трольши и великанши – никогда не мыслились роднёй людям, упыри и им подобные у нас, в свою очередь, не удостаивались поклонения.
P.S. Как можно заметить, выше речь шла только о германском Валубурге-Майском Дне, но не о кельтском Бельтейне. Всё равно, лучше Shellir и Ведьмы на «Сайте для современных ведьм» мне не сказать.
P.P.S. А, вообще-то, сегодня как раз Красная Горка - если кому интересно.
Откель попёрто:
читать дальшеАдам Бременский. «Деяния архиепископов Гамбургской церкви»
К.Гундарссон, Д.Паксон и др. «Наш Трот»
«Скандинавская мифология. Энциклопедия»
Н.А.Ганина. «Германские провидицы в эпоху Римской Империи»
Н.Пенник, П.Джонс. «История языческой Европы»
«Сказания русского народа, собранные И.П.Сахаровым»
«Обычаи, повѣрья, кухня и напитки малороссiян. Извлечено изъ нинѣшняго народнаго быта и составлено Николаемъ Маркевичем» (Репринтное воспроизведение издания 1860г.)
C.Ермолаев,Д.Гаврилов «Время богов и время людей»
О.Воропай. «Звичаï нашого народу»
«Сайт для современных ведьм» и статья Shellir на нём.
Всяческий справочный интернет и даже, о ужас, Википедия.
считай иль не считай.
Но самый радостный в году
весёлый месяц май.
(баллада «Робин Гуд и шериф» в переводе С.Маршака)
Существует несколько объяснений названию третьего весеннего месяца и все они восходят к античности. Слово May и ему родственные в европейских языках выводят от имени Майи (Maja, Maia), матери Меркурия, иногда в римских записях связывавшейся и с богом-кузнецом Вулканом. Как у многих божеств Рима (и не только Рима), участие Майи в мифе меньше, чем культовое значение: она была одной из покровительниц земледелия и урожая (как и Майя – мать Гермия в Греции). Именно 1 мая в Древнем Риме приносили жертвы в её честь на празднике Majuma. Одновременно это событие совпадало с праздником Доброй Богини — Bona Dea, богини радости, достатка, покровительницы женщин и деторождения, проводившимся 1-4 мая, а так же с Флоралиями (или Ludi florales — Цветочными играми) – торжествами в честь Флоры, богини цветов и растительности, юности и, опять же, плодородия. Её праздник, праздник цветов, весны и молодости длился, ориентировочно, c 28 апреля по 3 мая (вариант — по 1 мая). Так же есть предположение, что название месяца связано с латинским majores — «предки», поскольку в Риме в этом месяце, но чуть позже, поминали ушедших родичей во время Лемурий.
Суть начала мая, времени обновления природы и радости, пожалуй, лучше всего передавали Флоралии. Праздник сопровождался народными играми и увеселениями, обязательными цветами и зеленью, представлениями мимов с достаточно вольными сценками и скарбезными песенками. Римляне украшали ветками и цветами свои дома и дома друзей. В это же время — время нескольких торжеств сразу — было принято также обливать друг друга водой и купаться в Тибре, О.Воропай пишет и о римской аналогии позднейшего Майского Дерева — Maius arbor majalis.
Эхо римской культуры порою узнаётся в культуре германской в самой неожиданной форме: заимствованной у римлян считается идея знаменитых оберегов-брактеатов, некоторые исследователи видят в эддическом описании Валхаллы («пять сотен дверей и сорок ещё») влияние воспоминаний варваров от иного места постоянных сражений — Колизея. Да и теория о воздействии римской письменности на форму рунических знаков никем не опровергнута. Так что не исключено, что некоторые элементы весенних фестивалей и были сохранены возвращавшимися на родину наёмниками или переняты племенами-федератами, что служили Империи. Однако сам праздник, отмечающий начало истинного расцвета природы в краях более суровых, чем Средиземноморье, наверное, слишком важен, слишком глубоко укоренён в памяти германских народов, чтобы быть заимствованным. Согласно Н.Пеннику, c середины мая (а народный календарь всегда довольно приблизителен) начинался отсчет летнего полугодия согласно древнему германскому делению года на две части в таких регионах, как Англия, Германия, Нидерланды, северная Франция. И до XVIв. по всей средневековой Европе полугодовые городские счета подводили именно к Троице (май) и Мартынову дню (иногда в такой же роли выступал март, впрочем).
Начинается празднование с Майского Кануна, более известного под именем Валубурговой (Вальпургиевой, Вальбурговой) Ночи. Название это является относительно поздним и, предположительно, замещает в народной памяти другие имя и образ. Добропорядочная монахиня из Девоншира, позднее настоятельица Эйхштеттского и Хайденхаймского монастырей Вальбурга или Вальпурга была сестрой и соратницей сразу двух борцов с язычеством во Франконии, Баварии и Швабии — Виллибальда Эйхштеттского и Виннибальда. Так что едва ли она стала бы радоваться, что её имя в народной традиции оказалось связано со слётом ведьм на Броккене в горах Гарца и ночью всяческого ведовства и чудес. В свою очередь, сегодня многие верные предпочитают воспринимать имя Walpurga или Walburga в сугубо языческом прочтении, и для этого есть исторические основания. Надпись на черепке, найденном на острове Элефантина (на старой южной границе Египта, против Ассуана) и датируемом II в. н.э. гласит: Βαλουβουργ Σήνονι σιβύλλα. Перевод имеет два варианта: «Валубург, семнонов сивилле» или «Валубург, семнонов сивилла». При этом подлинность черепка и надписи никогда не ставилась под сомнение. Еще В. Шубарт, обнаруживший черепок и в 1917 г. опубликовавший надпись, сопоставил имя Βαλουβουργ с германским именем Waluburg. Семноны (вариант названия «сеноны», что не следует путать с названием одноимённого кельтского племени, в русском переводе встречается написания «семионы») — германское племя, упроминаемое Тацитом именно в контексте их культа и религиозного авторитета среди германских племён . Что до места находки, то Египет был в это время Римской провинцией, где, согласно заключениям историков, германские солдаты выполняли роль гарнизонных войск и имели постоянный лагерь. Имя германской провидицы читают двояко. Первый компонент его может возводиться к двум основам: либо к*wala-/walu — «мертвые, навь» (ср. старосеверное Valhöll и др.), либо как *waluz — «жезл». В первом случае провидица соотносится с «миром мертвых», во втором (более предпочтительном в качестве версии этимологизации) — с магическим жезлом. Тем самым имя Walu-burg прямо соотносится с древнегерманским *waluwō и исландским völva. Второй компонента имен — -burg («крепость») — вполне допустим для германских двучленных имён. При этом Н.А.Ганина сопоставляет имя пророчицы ссообщением Тацита о живущей в башне (= крепости) Веледе, пророчице германского племени бруктеров. Также исследовательница указывает на возможную параллель с галльским топонимом Valabriga «сильная, мощная крепость» (< valo — «сильный, мощный»). Параллель Valabriga — Waluburg являлась бы свидетельством бытования в кельто-германском ареале значимого сложного имени, компоненты которого осмыслялись, как это бывает в подобных случаях, в зависимости от родного языка слушателя.
В контексте же праздника и народной, идущей из глубины веков, памяти стоит процитировать слова А.Н.Ганиной:
«Нельзя не согласиться с Э. Шредером и авторами католической церковно-богословской энциклопедии в том, что почтенная Вальдбург, прославившаяся высокой образованностью и благотворительностью, не имеет ничего общего с «сивиллой Валубург», вёльвой и Вальпургиевой ночью. Тем не менее почитание св. Вальдбург/Вальбург распространено не только в сопредельных указанным монастырям землях, но по всей Германии, равно как и в Нидерландах и Северной Франции, причем традиция считает св. Вальбург покровительницей рожениц, крестьян, домашних животных и плодов и изображает ее с жезлом. Последнее можно счесть указанием на статус аббатисы, однако названные выше функции мифологического персонажа, обеспечивающего плодородие, с этим статусом никак не соотносятся. Более того, память св. Вальдбург, скончавшейся 25 февраля, должна совершаться и совершается католической церковью именно в этот день, однако куда более известен другой день ее памяти — 1 мая с пресловутой Вальпургиевой ночью. Всё это явно свидетельствует о том, что за установленным в 870 г. церковным почитанием исторической св. Вальдбург/Вальбург потянулась мощная языческая («народная») традиция культа владычицы потусторонних сил, провидицы Вальбург/ Валубург. Тем самым создалось положение, аналогичное хорошо исследованным ныне сопоставлениям (ср. [Успенский 1982]). Таким образом, есть основания констатировать поразительную сохранность представления о «провидице с жезлом» в германской традиции. Но если в мифопоэтическом мире «Эдды» это вызванная Одином вёльва (о мотиве насильственно-магического пробуждения мертвых ради узнавания от них будущего (см.: [Топорова 2001]), то в христианской средневековой Германии это темная, ночная спутница св. Вальдбург».
Для асатруа Валубургова ночь — ночь огненного очищения, великих и грозных сил и подготовки к радостному и светлому дневному празднику. В эту ночь зажигался трением дерева о дерево новый, чистый и священный, огонь, так называемый «огонь нужды» — форма наибольшей магической силы, особенно для отвращения плохого вирда, болезни или проклятия, и Валубургова Ночь является ночью наибольшего могущества для такой работы, Гримм приводит, среди прочих обычаев, обычай Хайланда : кипячение горшка с водой на таком огне и обрызгивание водой людей и скота, страдающих от болезней («Тевтонская мифология», II ). Он так же упоминает , что в такие костры часто клали девять пород дерева. Горели огненные колёса, в Скандинавии обходили с факельным шествием поля.
Highlands — Северо-Шотландское нагорье. Строго говоря, этнический состав Шотландии включал как кельтские (бритты, пикты, скотты), так и германские (англы, позднее — норвежцы) племена. Так что возможно, что очищение и исцеление скота является наследием как раз кельтского Бельтейна, праздника нового, чистого огня — и первого выгона животных на пастбища.
В эту же ночь, как считалось, над зарытыми сокровищами пылает синее пламя. Это может быть поводом вспомнить об огненной инициации Фрове-Гюльвейг-Хейд, в которой золотая женщина была трижды сожжена и возродилась как колдунья и пророчица . Общее представление о ведьмовских шабашах и особом могуществе магии в эту ночь очень подходят к такому прочтению. Это хорошее время для выполнения сейда и для прорицаний всех видов.
От разгулявшихся сил Иного Мира и собравшихся на ежегодные посиделки ведьм хлев и дом в Майский Канун защищали рябина и кресты из веток, связанные красной ниткой. В Ютланде существовала специальная молитва, произносимая в это время, которая испрашивала благословения коровам и телятам, лошадям и жеребятам, овцам и ягнятам, козам и козлятам, свиньям и поросятам, гусям и гусятам, коровьему и овечьему молоку, элю и бренди, сваренному пиву и выпеченному хлебу и т.д. – демонстрирующая повторы и внимание к деталям, характерные для магического заклинания. Эта молитва так же включает стих, изгоняющий «всё ётунское и тролльское племя … юга и севера, востока и запада» из дома, похоже, что даны разделяли общее представление про Валубургову ночь как ночь магии, когда все виды диких существ могут быть изгнаны (Бьярне Троельсен, «Религия крестьян на Севере» ) В Асатру, по-видимому, более уместно выставить еду и питьё для различных ночных путников, как делали кельты в эту ночь.
Валубургова Ночь издавна являлась и ночью всенародного праздника, вроде того, что был описан детально Николаем Джегером (Nicolay Jaeger) в начале восемнадцатого века. Народ отправлялся в путь под бой барабанов, один человек впереди шел с белым знаменем с крестом на нём. Следующие за ним несли «Майское копьё», вокруг которого танцевали в каждом селении, через которое они проходили. Люди не ложились до поздней ночи, выпивая, танцуя и радуясь (Б. Троельсен, «Религия крестьян на Севере» ). В Скандинавии Валубургова Ночь или просто Валборг (нем. Valborg) и сейчас видится как начало весны, и ещё — как время великого ликования. В Уппсале, студенты Университета одевают свои белые кепки и собираются вместе праздновать конец зимы, в Хельсенки целый город принимает участие в восторженных уличных праздненствах, часто с питьем всю ночь.
В старые времена, этот праздник, вероятно, часто проводился на вершинах гор или могильных курганов. Троельсен цитирует упоминание в 1847г. «Троицких гор-курганов» (Pinseberghoj), в котором сказано о танцах вокруг них в эту ночь, как происходило вокруг некоторых других датских могильных курганов («Религия крестьян на Севере» ).
Валубургова Ночь также является ночью любви и признаний в любви. Немецкая молодежь выходит собирать зелёные ветви и цветы, что бы украсить окна или двери своих избранниц перед зарёй Майского Дня, а то и поставить небольшое Майское Деревце (см. далее). По этой причине, равно как и потому, что это легендарная ночь сбора ведьм, Валубургова Ночь особо мыслится сегодня асатруа как праздник Фрейи, покровительницы магии и любви. Очень подходящее время для верных, чтобы дарить подарки и открытки любимым в этот день, особенно хороши могут быть как объяснение в любви сердечки из янтаря, столь подходящего силе богини.
Майских День является естественным продолжением времени Валборга, радости и последних приготовлений, сделанных в ночь Майского Кануна (вроде собранных цветов, нарванных свежих веток в ночном лесу, срубленного ствола Майского Дерева). Это — праздник расцветающих трав и деревьев в молодой листве, праздник юношей и девушек, всхода и роста посевов, пробуждающейся чувственности, весёлых гуляний и ухаживания. Его отмечали с играми и танцами, с ряжеными, кое-где с лошадиными скачками и везде — с обильным угощением.
Наиболее выразительный символ Майского Дня — Майское Дерево, большой шест, украшенный лентами, лиственными и цветочными гирляндами и различными символами, который носили по деревням в праздничных процессиях. Такие Майские процессии известны от юга Германии до Скандинавии, и могут быть частью германского весенних/летних ритуалов со времён бронзового века, как показывают некоторые шведские и датские наскальные изображения. Майское Дерево в Дании звалось Maistræ, в Англии - Maypole, во Франции Le Mai, в Германии — Maibaum. Обычаи и способы оформления Майского Дерева разнились в зависимости от региона. Было это или просто срубленное живое деревце, или, с развитием традиции, ствол ели, ясеня, берёзы, дуба или вяза, очищенный почти до самой верхушки и богато украшенный, ещё позже кое-где стали устанавливать стационарные столбы на многие годы. Яйца так же использовались, что бы украшать и Майское Дерево или Майский Шест, заставляя вспомнить о «яичных деревьях» в германской традиции Остары. Шест в селении мог быть один или вместе с основным ставили несколько меньших, его украшали символами процветания, плодородия и ремёсел, или просто венками, зелёными обручами вокруг ствола, гирляндами и лентами. Его устанавливали в центре селения непосредственно в Майский День или заранее, его могли пытаться похитить (и после потребовать выкуп в виде пары бочонков пива), вокруг него танцевали и оплетали в традиционном танце лентами, его же украшавшими. Типичный Баварский Майский Шест — длинный столб, раскрашенный синими и белыми полосами или замотанный лентами, и окруженный висящими гирляндами. К этому Майскому Шесту прибивались или подвешивались символы, обозначающие занятия всего населения деревни.
В Англии типичный Майский Шест — столб с навершием в виде оплетёного цветами колеса, к которому привязаны длинные ленты. Как вариант, на вершине столба мог быть подвешен на лентах венок, столб венчающий. Прикреплёнными лентами столб увивают в традиционном Майском Танце, также его обычно украшают ветвями и цветами. Скандинавский Майский Шест часто имеет форму креста с венками, висящими на перекладинах, он тоже украшается зеленью и лентами.
Изначально такие Деревья символизировали растущую ввысь мощь возрождения и плодородия, прославление сил приходящего к людям Короля Лета, того, кого мы знаем под именем Фрейра (хотя в некоторых областях Швеции, таких как Вестерготланд, Богуслан и Нордгаланд, Майское Дерево воздвигали в виде женообразной фигуры). Да и позднее, во времена христианские, интуитивное понимание происходящих в природе перемен никуда не исчезало. Пусть общинные ритуальные пиры стали лишь пирушками с пивом и закуской церковных братств — Majigilder, но потребность жить в соответствии с мировыми ритмами и способствовать им своей жизнью, по-видимому, присуща душе людей изначально. И Майские Король и Королева (иногда вместе, иногда поодиночке, иногда — по нескольку человек даже), непременно одетые во что-то белое и украшенные венками, по-прежнему символизировали расцвет природы и приходящее лето, хоть уже не мыслились в явной форме воплощением божественных сил (или, возможно, ритуальной жертвой им). Хотя ныне нередко на эти роли избираются дети, но здесь перед нами типичный случай редукции традиции: сперва исполнение обрядов переходит от мужчин к женщинам и девушкам (в том числе и мужские роли), затем к детям, превращаясь в игру.
Фоссениус (Fossenius, Mai. Majgren, Majträd, Majstång) упоминает, что в окрестностях Саара (Saar, река во Франции и Германии) для праздничных процессий выбиралась преимущественно берёза, и всадники останавливались перед каждым домом , так же общепринятыми были для Майского Дерева хвойные породы, возможно, потому что их иголки воспринимались как защита от злых существ . Майские песни об этом дереве пелись во всех германских землях, включая Англию. Фоссениус цитирует:
Мы бродили всю эту ночь,
И почти весь этот день,
И теперь снова возвращаемся,
Мы принесли вам Ветвь Мая.
Ветвь Мая мы принесли вам,
На вашу дверь поместим её
Хоть это побег, но он замечательно расцвёл,
Трудами рук Нашего Лорда .
Во многих районах Германии небольшие Майские Деревца накануне Майского Дня устанавливались парнями перед домами возлюбленных (или даже просто холостяками деревни перед домами незамужних женщин). Так же в Германии парня украшали ветвями ивы и берёзы так, что бы его нельзя было узнать, а народ должен был угадать его имя. Когда имя юноши называлось, зелёный наряд снимали и ветви делились между присутствующими, особенно молодыми девушками, которые затем клали их на подоконники . Иногда юноша мог быть окунут в пруд, так, что бы брызги воды от его плескания могли благословить тех, кто собрался вокруг. Здесь кажется очевидным, что парень мыслился воплощением Фрейра или подобного ему бога, явившегося в Мидгард на краткое время, что бы дать своё освящение народу. Такие вещи традиционно происходили не только в Майский Канун, но и в сам Майский День.
В Англии в XIV-XVIв. за ветками и цветами, которыми украшали дома и танцующих, молодёжь отправлялась в лес накануне «собирать май» , порою — на всю ночь. Если же не ночью, то ранним утром парни и девушки, в сопровождении музыкантов, отправлялись в леса и рощи, рвали зелёные ветви деревьев, связывая с цветами и, вернувшись, украшали ими окна и двери жилищ. Тогда же общими усилиями срубали большое дерево и привозили его в город или деревню на нескольких парах быков; каждому быку прикрепляли между рогами букет цветов; это Майское Дерево ставили посреди площади и предавались вокруг него играм и пляскам. В.Шекспир, говоря о невозможности остановить бушующую толпу, писал: «Скорее вы заставите их спать Все утро в майский праздник беспробудно Иль сдвинете собор святого Павла» (Генрих VIII», пер. В.Томашевского).
В Германии и Дании также было принято «привозить лето в село» В Дании молодые женщины шли в леса плести цветочные гирлянды, которыми по возвращении в селенье короновали Майского Графа и украшали всадников будущей процессии. Такой нарядный кортеж возглавляли двое старшин, за ними шли два старца с убранными гирляндами, лентами и т.д. шестами в руках. За ними следовал Майский Граф с двумя служителями и, наконец, ехал попарно весь народ в голубых и красных кафтанах с белыми платками через плечо. «Графа» украшали две зелёные гирлянды, у остальных через плечо было перекинуто по одной. Вместе с шествием ехали музыканты, игравшие на дудках, скрипках и барабанах. Гирлянды оставляли у ворот селения (или дарили встречным женщинам и девушкам как знак приглашения на пир). В деревне процессия трижды объезжала каждый двор, приветствовала хозяев и у дома, спешившись, исполняла песню. Пел кто-то один, остальные же после каждого куплета подхватывали Med glæde! (С радостью!) На одном из куплетов двое из процессии отправлялись к церкви и преклоняли колени на пороге, остальные в это время допевали песню. Потом все танцевали, хозяева угощали пришедших пивом или бренди. Затем процессия отправлялась к следующему двору. Девушки, «встречая лето», одевались в зелёное, c белыми платками и гирляндами на голове и шее. Они становились в круг на поле, а старшина примерял каждой венок. Та, кому он приходился в пору, становилась Майской Графиней (иногда Графиню выбирал Майский Граф, бросая ей венок. В свою очередь, Графа выбирала прошлогодняя Майская Графиня). После выбора процессия возвращалась и встречавшие поднимали в селении украшенный Майский Шест — один из бесчисленных вариантов Майского Дерева.
Время роста было и временем обеспечения будущего процветания и предотвращения бед. В Швеции и Вестфалии 1-го мая трижды ударяли молодых коров, что ещё не телились, веткою рябины; в других же областях пользовались при выгоне скота ореховым прутом – растениями Силы и защиты. Так же в Германии, чтобы коровы хорошо доились и не болели, пастух должен 1-го мая с утра, при выгоне стад на пастбище, положить перед порогом хлева топор, обвязанный чем-нибудь красным (вероятный символ Громовержца), и перегнать через него животных.
Сведений о существовании достаточно близких аналогов Майскому Дню в Исландии эпохи викингов нет, хоть остров и был заселён выходцами с континента. Возможно, причиной стал суровый климат страны, из-за которого самый близкий по времени праздник — Первый День Лета (первый четверг между 9 и 15 апреля до 1700г., и между 19 и 25 — после) просто не мог иметь того же смысла, что и Майский День, и стал днем символической подготовки к полевым работам и праздником домашним. Надо сказать, в Исландии действовал единственный в северной Европе календарь, отличный от общеизвестного, где месяцы были смещены относительно знакомых нам, так что наша дата начала мая была рядовым днём месяца Харпа (harpa) или Кукушачьего месяца (gaukmánuðr), ещё именуемого Пора посева (sáðtíð
.Не было явных аналогов Майскому Дню и на территории России и Украины вплоть до XVIIIв. (в упоминании о хороводах около украшенного лентами дерева в Беларуси А.С. Котлярчука сказано всё же, что «христианизация обряда привела к тому, что дата празднования мая у белорусов была перенесена с 1 мая на православную Троицу», а Майское Дерева – на троицкую берёзку. Т.е. речь, по видимому, идёт об предположительной реконструкции традиции). И даже появившись, день этот остался праздником горожан и студентов. Началось всё с Киевской академии, в которой были заимствованы и прижились польские и литовские maiówki, recreacie maiowe, а уже оттуда майские празднования распространились в течении восемнадцатого столетия по духовным и светским училищам страны. В «рекреационный день» - первого мая (а так же пятнадцатого и тридцатого мая), киевские студиозисы выходили на гору Скавыку при урочище Глубочица, где забавлялись играми, пели кантаты, разыгрывали комедии и произносили диалоги, написанные преподавателями. В упадок традиция повсеместно пришла к концу XIXв.
Однако гораздо ближе по смыслу и сути к Майскому Дню – Радуница, сейчас отмечающаяся (или не отмечающаяся) на Фоминой неделе – той неделе, что следует за Пасхальной. т.е. может приходиться на промежуток от 29 марта до 2 мая по старому стилю или между 11 апреля и 17 мая по новому (прим. Официально празднование Пасхи было установлено императором Феодосием II (408-450гг.), отмечается в первую неделю после весеннего полнолуния – между 22 марта – 25 апреля по старому стилю). Вторым моментом восточного народного календаря, перекликающимся с Маем, могли бы быть Русалии, праздник, чьи тоже сроки привязаны к пасхальным. Если предположить, что от Пасхи они отстоят на те же семь недель, что и от замещённого Пасхою Весеннего Равноденствия, по времени гипотетические Русалии-исходные как раз должны были б попадать на начало мая. Однако весенний смысл Русалий, если таковой и существовал, полностью исчез (теоретически это могло произойти из-за «плавающего» характера христианской обрядности и путаницы со стилями летоисчисления: Семик нынче приходится на промежуток между 25 мая и 28 июня (12 мая и 15 июня по старому)). Тем не менее, кое-что из комплекса обрядности западного Майского Дня на Руси, хотя бы формально, наблюдается именно во время Русалий.
Красная Горка: благословение весны и первой листвы, зримая персонализация божеств, мотивы ухаживания и свадьбы
читать дальшеРадуницкая неделя начинается с Красной Горки (воскресенье, Фомино воскресенье), которая названа у И.П.Сахарова «первым весенним праздником на Руси», когда поют веснянки, зазывают весну (причем мотив ухаживания и свадьбы в веснянках один из основных), во время поминовения родителей катают по могилам красные яйца и разделяют с ушедшими трапезу… С этого же дня начинались хороводы, молодёжные игры (в горелки, «плести плетень», «сеять просо» и т.д.), и это же время девушки играли в Лелю или Лялю. Игра эта сохранялась у нас, по-видимому, только на Волыни да в Беларуси, и носит, несомненно, очень древний характер.
Например, в с.Забужжа это выглядело так: девушки выбирают между собою ту, что будет Лелею и плетут венки из лесных или полевых цветов. Всю девушку убирают веточками липы или дуба, так, чтобы укрыть её с ног до головы. Подобным образом наряженная, Леля садится на пенёк или пригорок, в лесу или средь луга, рядом же с нею кладут угощение: кувшин молока, масло, творог и красные яйца-крашенки, а так же сплетённые венки по числу участвующих девушек. Затем девушки водят хороводы вокруг Лели и поют песни-веснянки, в которых, по большей части, речь идёт о милом и свадебке. Когда хороводы закончатся, девушки по очереди подходят к Леле, которая одевает каждой на голову венок и говорит:
Будь щаслива и гожа, як сонце;
Весела, як весна;
Робоча, як бджола;
Багата, як земля!
Каждая из девушек, получив свой венок и заговор на благо, берёт по кусочку творога и масла, кладёт в рот и запивает молоком, затем берёт крашенку. «Причастившись», она кланяется Леле и отходит, уступая место следующей, пока свой венок не получат все. Венок девушки хранят до следующей весны, а ветки и листву, которыми была укутана Леля, относят к речке и пускают по воде.
Белорусский обряд зовется «лялэшником», Ляля и там сидит на поле, пока девушки водят вокруг хороводы. Однако в песнях девушки просят не только суженого и свадьбу, а ещё и урожая. Кроме того, зелёный убор Ляли белорусские девушки сберегают вместе со своими венками до следующей весны. (прим. И упоминавшаяся выше немецкая игра с замаскированным парнем тоже могла иметь некогда более серьёзную и ответственную основу).
Хоть столь выраженного воспоминания о языческой обрядности в честь богини в других областях не сохранилось, имя Лели (Лельо, Ляли и т.д.) часто встречается в народных песнях-веснянках:
О Лелю, молодая, о Лелю!
Ты вьюная, о Лелю!
Ты по горницi пройди, о Лелю!
Покажи свое лице, о Лелю!
Та в вiконечко, о Лелю!
Своего-то вьюнця, о Лелю!
Та пожалуй-ко яєчко, о Лелю!
єще красненькое, о Лелю!
Що на красному блюдi, о Лелю!
При добрых людях, о Лелю!
В этой веснянке упомянут ещё один свадебный мотив Радуницкой недели – так называемый вьюнец, хождение по улицам с пением обрядовых песен в честь новобрачных (вьюна и вьюницы), которые в свою очередь выставляли угощение. Так же холостая молодежь могла просто искать дома с новобрачными и окликать их с требованиями наподобие: «Вьюн-вьюница, отдай наши яйцы!», после чего молодые наделяли гостей брагой, куличами и яйцами.
И, наконец, ещё одна обрядовая игра этого времени в Беларуси, позволяющая вспомнить уже не о богине, подобной Фрейе, но о её брате, солнечном Фрейре – боге урожая, и о его земном отражении – Майском Короле в белом наряде и зелёном уборе. Хотя согласно записи этнографов в игре «Ярило» принимают участие уже одни девушки, изначально на эту роль, очевидно, избирался парень. Играли в апреле, возможно даже, в начале его: избранную девушку, обычно самую красивую, одевали в белое, на голову возлагали венок и сажали на белого же коня, что был привязан в поле или на выгоне, где земля уже прогрелась. Ёе называли Ярилом, водили вокруг хороводы и пели веснянки, в которых Ярила славили:
…гдзѣ його iонь нагою,
Там жито копою,
А гдѣ жъ iонь ни зырне,
Там колосъ зацьвице…
Возможно, что в данном случае уместно сравнение Ярила не столько с Фрейром, сколько со светлым Бальдром: пройдёт совсем немного времени, и «на Петровку» (29 июня) будут играться похороны Ярилы, причем на шутейный обряд допускаются только молодухи, но никак не юноши и девушки…
Иные обычаи мая на Руси
читать дальшеВ противовес выраженной свадебной символике и европейского Майского Дня, и наших песен-веснянок, сам май считался на Руси временем для свадеб крайне неблагоприятным. «В мае добрые люди не женятся», «рад бы жениться, да май не велит», «кто в мае женится, тот будет век маяться» - вот некоторые русские поговорки об этом. Причины могли быть вполне практическими - свадьба в разгар полевых работ пользы хозяйству не приносила, да и провести её должным образом было сложно. Если искать аналогии в человеческой жизни, то это скорее время молодёжных игр и ухаживаний (вовсе не обязательно платонических), гуляний и радостной юности. Время прекрасной Фрейи, которой, по словам Снорри, «по душе любовные песни»; и Фрейра, кто, согласно Адаму Бременскому, «дарует смертным мир и наслаждения» (и к кому, впрочем, обращались и при свадебных торжествах).
В мае во многих областях нашей средней полосы начинался сев - «с первой майской росы». Естественно, столь важное событие было ритуализировано, хоть до нас дошла лишь поздняя форма обряда: крестьяне служили в церкви молебен пророку Иеремии (Еремею-запрягальнику, 1 мая по старому стилю,14 мая по новому), выходя же вслед за тем на поле, сеяльщики молились на три стороны света (кроме северной) и бросали, глубоко поклонившись, в каждую сторону по три горсти жита. Когда в Малороссии отправлялись на посев конопли, брали с собою сырые яйца. Приехав на место, их отваривали и разбрасывали скорлупу по полю, приговаривая: «Роды, Боже, конопли билы, якъ яйца».
Ещё одна примета мая - майские грозы. Вот что писал об отношении к ним крестьян Малороссии этнограф, историк и поэт Н.Маркевич (сохранена орфография оригинала): «Земля, по давнему преданiю, не растворяется вполнѣ до перваго грому, то есть до выѣзда и прогулки пророка Илiи вѣ колесницѣ по небу. Если первый громъ будетъ слышанъ на западѣ, будетъ хорошiй урожай хлѣба. Если при первомъ громѣ подпереть спиною дерево, стѣну, ворота и тому подобное, то спина не будетъ болѣть. Дѣвушки, услышавъ первый громъ, бѣгутъ къ рѣкѣ, умываются и утираются чѣмъ нибудь краснымъ, чтобъ не терять красоты и быть богатыми». Тут невольно вспоминается представление германских народов о том, что гром даёт плодородие полям и то, что согласно Адаму из Бремена, северный Громовержец-Тор «царит в эфире, управляет громом и реками, ветрами и дождями, ясной погодой и урожаями».
Как видим, многое во встречах расцвета природы и на западе у германцев, и на востоке, у славян, совпадало: мотив первой растительности, мотив ухаживания и молодёжных гуляний, в меньшей степени – действо с выбором главного персонажа обрядовой драмы, вроде Майской Королевы, Лели или Ярилы.
Практически отсутствует у восточных славян весенний мотив священного огня Валубурговой ночи. Только в Калужской губернии на Красную горку сжигали соломенное чучело, что относится скорее к запоздалым проводам зимы.
Ещё предмайская ночь в наших краях, похоже, не отождествлялась со временем Сил и особо мощной магии (кроме благой ворожбы на жениха и урожай), c той причиной, по которой современные асатруа обращаются на Валубург к Одину, первошаману, отцу рун и песенной магии – гальдра, к Фрейе как к ведающей сейд, а также – к древней Валубург, «семнонов сивилле», т.е. пророчице племени семнонов. Именно такая надпись на греческом языке была найдена на нильском островке Элефантина на керамическом черепке, что датируется II в. н.э. Египет в то время был римской провинцией, и германские солдаты выполняли роль гарнизонных войск и имели там постоянный лагерь. В принципе не исключено, что английская настоятельница монастыря в Германии просто носила имя, сходное с неким именем, почитаемым издавна, почему её образ и сыграл роль маски на лике древней веры.
У восточных славян временем близости миров в весенне-летний период считались скорее Русалии (и, разумеется, Купала, но это уже другая история). Русалки, мавки, водяные и т.д., заложные, опасные покойники явно могут рассматриваться как параллель альвам и иным соседям, тоже теснейше связанным с миром мёртвых и тоже отнюдь не всегда благожелательным. Поминовение своих, родных усопших было и на Красную горку (воскресенье), и собственно на Радуницу (понедельник Радуницкой недели, в Малороссии – Могилки, Гробки, Проводы), и во вторник – Навий День или Усопшие радаваницы, было оно и на Русалии-Семик (так называемые Задушные поминки). Но основным смыслом Русалий было всё же общение с недомашним Иным миром и умиротворение его обитателей.
Формально сходство с Русалиями: связь с Иным Миром, обрядность с деревьями
читать дальшеЗелёная, Русальная или Клечальная неделя, она же Семик в наше время приходится на промежуток между 25 мая и 28 июня (т.е. может совпасть с Солнцестоянием). Она включает в себя Задушные поминки (вторник), когда приходили к родным на кладбища с угощением, Семик (четверг, основной праздник) и Клечальную субботу – проводы русалок. Именно в это время начинает цвести рожь, и считалось, что духи мёртвых именно тогда особо активны и их необходимо привлечь на свою сторону для доброго урожая. Последнее явно противоречит возможности отождествления русальской обрядности с европейской майской, поскольку относится к совсем другой части аграрного цикла. Да и провожать в мае тех, кто связан с жизнью земли и деревьев - как-то рановато. Тем не менее, кое-какие моменты германских и славянских представлений сравнить интересно.
Русалки выходят из воды как только распустятся вербы и покроются травою луга. Тогда же просыпаются русалки полевые – мавки, лоскотницы и т.д. Русалки – это утонувшие или утопившиеся девушки, дети, родившиеся мёртвыми, погубленные матерями или просто умершие некрещёными т.д. Русалки любят качаться на ветвях деревьев, особенно предпочитают клён и дуб, расчесывать волосы и распутывать нитки (которые крадут у женщин, что заснули без молитвы). Иногда они зажигают огни над могилами. Встреча с русалкой у реки или в поле опасна – она обязательно постарается защекотать до смерти или затянуть на дно. Иногда русалки загадывают загадки:
- Что растёт без корня?
- Что бежит без повода?
- Что цветёт без цвета?
Правильный ответ, который сохранит жизнь:
- Камень растёт без корня,
- Вода бежит без повода,
- А папоротник цветёт без цвета.
Русалка может упростить задачу, спросив девушку: «Полынь или петрушка?» Сказавшей «Полынь» русалка в сердцах отвечает - «Сама ты сгинь!» и пропадает, неугадавшую защекочет до смерти. Дело в том, что иметь при себе полынь – самый действенный оберег от русалок (так же к изгоняющим их травам относили лепеху (татарске зилля, Acorus calamus L.), ковыль перистый (Stipa pennata L.), любисток (Levisticum officinale), мяту холодную (Mentha piperita L.)) Эти травы клали в карман, зашивали детям в одежду, кидали в воду перед купанием. Однако всё это делалось только до Русалий, до Клечальной субботы, через после Троицы нужды в мерах предосторожности, как считалось, уже не было.
На Украине некогда в Русальную неделю развешивали на деревьях полотно, русалкам на сорочки. На окнах раскладывали горячий хлеб, чтобы его ароматным духом русалки будут сыты. Не следовало всю неделю купаться (даже с оберегами), нельзя было кидать яичную скорлупу (чтоб русалки в ней не плавали) и т.д. В Семик (Зелёный четверг, Мавкин Великдень) никто не должен был работать, чтобы русалок не разгневать. Считалось, что в этот день они выходят на землю и смотрят, чтут ли их память. Тем, кто праздник помнил, русалки сберегали посевы, вставшим же к работе - губили. Утром на восходе девчата ходили «на жита», беря с собой специально испеченный хлеб из ржаной муки, замешанный на освященной воде. В поле хлеб разламывали и делили, а затем каждая девушка шла на поле родителей и оставляла там свою часть для мавок – «щоб жито родило».
Ещё в этот день народ отправлялся в рощи и леса, на берега рек и прудов, ставил в дом или около срубленные берёзки (на Западной Украине дома на Троицу («Зеленi свята») убирают ветками липы), готовил караваи, сдобники и драчены и яичницы, и тоже отправлялся на кладбища с угощением – поминать родителей. Интересно, что если на Радуницкую неделю обязательные яйца красили в красный цвет, то на Семик – в желтый. В этот же день молодёжь отправлялась в рощи, завивать венки из берёз. Здесь пели, плясали, водили хороводы до глубокой ночи. После игр всею гурьбою заламывали берёзку, обвешивали её лентами и лоскутками и с песнями возвращались домой. Семицкие венки в одних местах сохранялись до Троицы, а в других их кидали в воду, гадая по тому, по тому, как он поплывёт, о судьбе. Ещё в этот день девушки могли пойти тайно в лес (непременно имея при себе полынь и любисток!) и подарить русалкам специально завитые венки, чтобы те послали им богатых женихов.
Клечальная суббота посвящена проводам русалок. «Клечанье» – ветви в зелёной листве, которыми украшали жилища на Русалии. Существовало поверье, например, на Черниговщине, что в их листве прячутся пришедшие погостить души умерших родичей. Хотя варианты проводов разнились, обычно они проводились на поле или берегу водоёма, часто включали ночные посиделки до утра у костра, непременными были игры и угощения, русальские песни (обращенные к русалкам или про них) на проводы:
Проводили русалочок, проводили,
Щоб вони до нас не ходили,
Та нашого житечка не ломили,
Та наших дiвочок не ловили.
Часто делали «русалку» из тряпья из соломы, иногда, как в Беларуси, выбирали и наряжали русалку-девушку. Чучело после тризны-проводов топили или разрывали и разбрасывали солому по полю, белорусская девушка-русалка пыталась под конец поймать (и умеренно защекотать) своих подружек. В белорусском варианте, длившемся всю ночь, было принято прыгать через костёр как на Купалу (или как на Валубургову ночь). Сам же обряд проводов недвусмысленно указывает на то, что некогда русалок умиротворяли, посылая им жертву-новую русалку.
Как уже было сказано, аналогии с Майским Днём относятся скорее к форме обряда: зелёные ветви и принесённое в села и дома деревце, ночные (в отличии от Красной горки) игры с костром и прыжками через него, да близость к Иному Миру, требовавшая, как и на предмайскую ночь, особых средств защиты.
Интересно, что на востоке восприятие мира мёртвых в чем-то обратно западному (со значительной степенью обобщения и упрощения, само собой). У германцев и скандинавов род в первую очередь хранят женские духи предков – дисы (в римское время именовавшиеся по латыни Matronae-Матери). Духи же неродные или оказывавшие покровительство всему краю в целом обычно связывались с миром альвов и холмами, курганами, горами, с миром природы. Альвов (эльфов, сидов и т.д.), в свою очередь, исследователи связывают с миром мёртвых (не обязательно чужих, но обитающих по ту сторону границы обжитого людьми мира). При том, хотя такой взгляд и не получил повсеместного распространения, но альвов иногда считают мужским аналогом дис (альвийки действуют в основном в фольклоре, мифология же упоминает только альвов-мужчин). У восточных славян же предки-покровители, в первую очередь, - Деды (так и называются дни их поминовения – Семицкие, Ставровсие, Спасовские, Осенние, Зимние Деды), а опасных и непредсказуемых “диких” покойников олицетворяют ярче всего русалки, существа женственные. Опасные женские существа германской мифологии – трольши и великанши – никогда не мыслились роднёй людям, упыри и им подобные у нас, в свою очередь, не удостаивались поклонения.
P.S. Как можно заметить, выше речь шла только о германском Валубурге-Майском Дне, но не о кельтском Бельтейне. Всё равно, лучше Shellir и Ведьмы на «Сайте для современных ведьм» мне не сказать.
P.P.S. А, вообще-то, сегодня как раз Красная Горка - если кому интересно.
Откель попёрто:
читать дальшеАдам Бременский. «Деяния архиепископов Гамбургской церкви»
К.Гундарссон, Д.Паксон и др. «Наш Трот»
«Скандинавская мифология. Энциклопедия»
Н.А.Ганина. «Германские провидицы в эпоху Римской Империи»
Н.Пенник, П.Джонс. «История языческой Европы»
«Сказания русского народа, собранные И.П.Сахаровым»
«Обычаи, повѣрья, кухня и напитки малороссiян. Извлечено изъ нинѣшняго народнаго быта и составлено Николаемъ Маркевичем» (Репринтное воспроизведение издания 1860г.)
C.Ермолаев,Д.Гаврилов «Время богов и время людей»
О.Воропай. «Звичаï нашого народу»
«Сайт для современных ведьм» и статья Shellir на нём.
Всяческий справочный интернет и даже, о ужас, Википедия.
-
-
22.04.2012 в 14:28-
-
22.04.2012 в 15:02-
-
22.04.2012 в 17:11-
-
23.04.2012 в 21:10Rogveles, Арсин не за что!
Rogveles, секрет? Да просто графомания...приступами.