Дж.Байок, «Исландия эпохи викингов», о правовом статусе женщин

[asatru]

Книгу очень рекомендую, в ней очень много живых деталей, позволяющих увидеть жизнь исландца времён независимости острова предметно. Жилища, промысел, торг... Столь же интересна привязка к климатическим условиям и разрушению экосистемы, взгляд на общество тингов как на общество договора и системы сдержек и противовесов. С последним может быть даже местами перебор (не все человеческие действия объясняются здравым смыслом , ну и автор отличной теории иногда начинает видеть через её призму абсолютно всё), но в целом - не поспоришь.
Перевод Ильи Смирнова.

Глава Положение женщин в исландской правовой системе

Распри и тяжбы в основном осуществлялись мужчинами, поэтому «Серый гусь» рассматривает положение женщин в основном в их отношении к мужчинам. Тем не менее статус и права свободнорожденных женщин обсуждаются в законе чрезвычайно подробно (в отличие, увы, от статуса и прав рабынь). Прежде всего нужно отметить, что хотя свободнорожденная женщина имела полное право вести хозяйство на хуторе и принимать экономические решения, как и бонд-мужчина, «Серый гусь» недвусмысленно сообщает, что в формальных юридических процедурах женщины не участвовали совершенно. Сомневаться в надежности этой информации нет ни малейших оснований. Так, судьями на альтинге и на весенних тингах (várþing) могли быть только мужчины. Аналогичным образом, насколько можно судить женщины не входили в коллегии, рассматривавшие свидетельские показания (дисл. kviðir, ед. ч. kviðr), — а эти коллегии были ключевым элементом правоприменения и осуществления власти.

Запрет на участие в коллегиях присяжных имел самые серьезные правовые последствия. Он означал, что женщина, даже возглавляя хозяйство, имела меньше формальных прав, чем ее же собственные наемные работники, — ведь даже люди, не владевшие землей, могли быть назначены в эти коллегии (нужно было лишь быть старше 12 лет и зарабатывать себе на пропитание). Вероятно, также женщинам запрещалось выступать в суде свидетелями — во всех положениях «Серого гуся», касающихся свидетелей и легальности показаний, говорится исключительно о мужчинах (дисл. karlar). Женщинам, далее, не позволялось принимать личное участие в преследовании людей за убийства (дисл. vígsǫk), однако источники согласны в том, что если женщина сама являлась пострадавшей стороной, она имела полное право вчинить иск — но должна была назначить мужчину, который бы представлял ее интересы в суде.

Кроме того, как мы обсуждали в главе 10, женщины могли удовлетворить свою жажду мести, заставив мужчин совершить ее от своего имени, или же, напротив, заставить их взять себя в руки. Аналогичным образом, женщину можно было вызвать на суд ответчицей, но опять же только через назначенного ей представителя-мужчину. Каковы бы ни были исходная цель и глубинный смысл этих положений, в контексте исландского общества они де-факто ограждали женщин от риска подвергнуться насилию, к каковому зачастую прибегали на разных стадиях хода распрей и тяжб. Как видно, женщины платили за эту гарантию неприкосновенности возможностью участвовать в политической жизни, особенно в ее «боевых» проявлениях, и, согласно положениям «Серого гуся», женщинам запрещалось носить оружие.

Несмотря на поражение в общественных правах, женщины обладали значительной юридической свободой. Так, согласно «Серому гусю», незамужняя женщина (дисл. mær), достигшая двадцати лет (в ряде случаев — шестнадцати), имела полную свободу выбирать место проживания, а совершеннолетние женщины считались юридически вменяемыми и несли ответственность за нарушения закона в той же мере, что и мужчины: «Женщину полагается объявлять вне закона точно так же, как и мужчину, если она убьет мужчину или женщину или причинит [ему или ей] увечье, и ей полагается все, что полагается за другие правонарушения». Впрочем, в сагах мы не обнаруживаем примеров применения этого закона.

«Серый гусь» уделяет особое внимание защите женщины как личности, как можно видеть на примере нижеследующего отрывка, начинающего пятистраничный раздел о соблазнении, который сам по себе представляет лишь часть более крупного — «Какие действия в отношении женщин подлежат наказанию». Содержательно раздел описывает различные правонарушения, которые мужчины могут совершать в отношении женщин. В таких делах, как правило, один мужчина вызывает в суд другого:

Если мужчина целует женщину втайне от других мужчин и по ее согласию, то ему полагается штраф в три марки, а в суд его должен вызывать тот, кто должен вызывать в суд по делу о соблазнении. А если она возмущается, то ей самой надлежит вызывать его в суд, а полагается тогда изгнание из страны. Если мужчина целует замужнюю женщину втайне, то за это полагается изгнание из страны, и не важно, разрешила она это ему или нет, а решение по этому должны вынести девятеро соседей на альтинге. Если мужчина требует от женщины, чтобы она спала с ним, за это полагается изгнание из страны. Это основание для вызова в суд, и решение должны выносить девятеро соседей, на том тинге, на который вызвали [обвиняемого]. Если мужчина ложится с женщиной в постель и совершает с ней половой акт, за это полагается изгнание из страны. Если мужчина переодевается в женское платье, с тем чтобы обмануть женщину, за это полагается изгнание из страны. Если мужчина силой кладет женщину рядом с собой или же сам ложится с ней в постель, с тем чтобы совершить с ней половой акт, за это полагается объявление вне закона, и нужно вызвать его на суд из дома, и решение должны вынести девятеро соседей на том тинге, на который вызвали [обвиняемого]. Женщина [в этом случае] получает полное право вызвать [такого мужчину] в суд, если она возмущена [содеянным] и половой акт не совершился и если она хочет вести тяжбу, а если она не хочет, то [такое право получает] ее законный представитель.

Статья занимает несколько страниц, и, начиная с поцелуев и непристойных предложений и заканчивая половой связью перечисляет наказания, ужесточающиеся сообразно тяжести правонарушения. Ее полный текст в восемь раз длиннее процитированного отрывка и описывает едва ли не все мыслимые варианты противозаконных отношений между мужчиной и женщиной.

Возникает вопрос: применялись ли в реальности все эти столь скрупулезно занесенные на пергамент положения, а также им подобные из других статей? Чтобы дать на него ответ, нужно хорошо понимать, с какого рода древнеисландским источником мы в данном случае имеем дело, и в какой мере этот источник согласуется с другими, прежде всего сагами. И ответ здесь, вероятно, следующий: едва ли, а если применялись, то далеко не так жестко и не в такой полноте, как можно было бы себе представить. Скорее всего, многие из них, утратив со временем пользу для правоприменителей, попросту игнорировались. Кроме прочего, авторы и переписчики этих книг могли, вполне возможно, добавлять положения по собственной инициативе, пополняя законы под влиянием церковной морали и собственных представлений о том, что хорошо, а что плохо. Как мы уже говорили выше, многообразные и даже чересчур подробные средневековые исландские законы, покрывая едва ли не каждый мыслимый аспект повседневной жизни, были не каменной скрижалью, которой полагалось следовать неукоснительно, а скорее задавали в своей совокупности стандарты общественного поведения и рекомендации к правовой оценке тех или иных поступков. Несомненно, как мужчины, так и женщины пользовались порой противоречивыми положениями «Серого гуся» в своих корыстных интересах. Таковы были правила древнеисландской политико-юридической игры.

В составлении законов, касающихся женщин, самое деятельное участие принимала церковь. После окончания XI века годи отдали эту сферу права на откуп церковникам, несмотря даже на то что и сами годи, и население в целом не собирались введенные церковью законы соблюдать. Нельзя забывать — одним из следствий консенсусной системы управления во главе с альтингом было то обстоятельство, что введение законов шло своим чередом, а их применение — своим. Как и в случае отношений между годи и бондами, которые гарантировали соблюдение прав свободных землевладельцев, права женщин уважались не благодаря наличию системы исполнительной власти (ее не было), а благодаря системе компромиссов и представительства, мало чем отличавшейся, как мы уже видели, от рынка, и уважались ровно настолько, насколько позволяла эта система. Так, например, на основании текста «Серого гуся» можно заключить, что женщины, состоявшие в законном браке, имели куда больше привилегий, чем любые другие, и что иные социальные статусы делались все менее престижными, однако это мало соответствует саговой действительности.

Ключевая роль, которую женщины играли в экономике средневековой Исландии, лишь в малой степени отражается в сагах и законах. Исландский историк Олавия Эйнарсдоттир предполагает, однако, что женщины пользовались тем большим социальным престижем, чем большее влияние оказывали на хозяйствование на конкретном хуторе, и что хозяйки были весьма уважаемыми членами общества. Хельги Торлакссон и Нанна Дамсхольт также исследовали исландскую экономику в ее различных социальных аспектах и заключили, что женщины играли центральную роль в производстве и управлении производством тканого сукна (дисл. vaðmál), а это был главный предмет исландского экспорта на всем протяжении эпохи народовластия. Однако мы знаем, что ключевая роль в производстве далеко не всегда трансформируется в социальный престиж. Так, в 1862 году американский путешественник и писатель Джон Росс Браун, приплыв в Исландию из Калифорнии, заметил, наблюдая некую группу женщин:

Как и все прочие исландские женщины, каких мне довелось видеть, эти исполняли все важные работы, как то: доили коров, делали сыр, косили сено, переносили тяжелые грузы и занимались иным тяжким трудом. Мужчины время от времени помогали им, но, как правило, предпочитали кататься на лошадках по окрестностям или валяться дома кверху пузом.

Из главы Брак и церковь

В дохристианской Исландии брак был довольно простой сделкой, заключением союза между семьями. Подробностей нам известно немного, но ясно, что невесте полагалось приданое, о сумме которого договаривались заранее. В буквальном переводе древнеисландский термин для приданого, heimanfylgja, означает «то, что последовало [за женщиной] из дому», то есть имеется в виду имущество, которое невеста забирала с собой с отцовского хутора. Обручение называлось festar, «прикрепление», и все прочие термины, касающиеся брака, однозначно характеризуют его как экономическую транзакцию, сделку. Сама церемония заключения брака называлась brúðkaup, «покупка невесты» (или же «сделка в отношении невесты»), и в ее ходе жених должен был выплатить отцу или опекуну невесты заранее оговоренную «цену за невесту» (дисл. mundr). Сделка, в рамках которой сумма за невесту сначала оговаривалась, а затем выплачивалась, называлась mundarmál, «дело о цене за невесту». Надо полагать, изначально опекун или законный представитель женщины (дисл. lǫgráðandi) клал цену за невесту себе в карман, но ко временам составления «Серого гуся» и цена за невесту, и приданое считались ее личной собственностью — так, в одной из статей раздела о разводах сказано: «Если развода хочет мужчина, то в этом случае женщина имеет право истребовать свою цену за невесту и приданое». Инициировать развод могла и женщина, и среди законных поводов для инициации развода значатся: намерение мужа вывезти принадлежащее жене имущество за границу без ее согласия, акты насилия со стороны как мужа, так и жены, несовместимость характеров, склонность мужа носить женское платье. Если развод инициировала женщина, истребование у мужа приданого и цены за невесту сулило большие сложности, нежели чем когда муж инициировал развод сам.
(...)
Впрочем, после введения христианства природа брака в Исландии начала постепенно меняться, особенно к концу XII века. В этих изменениях не было ничего уникального, как отмечает историк Джордж Дьюби:

Вся история института брака в странах западного христианства представляет собой постепенную амальгамацию старой и новой, церковной, модели с постепенным доминированием последней. Доминировать она стала при этом не над хаосом — те, кто утверждают это, лишь слепо следуют точке зрения церковников (иные точки зрения дошли до нас, увы, лишь в исключительных случаях), — а именно над другой, более старой моделью, которая меж тем занимала во всех обществах весьма прочные позиции и поколебать ее было не так-то просто. Подлинная задача историка не дать ответ на вопрос, отчего новой, церковной модели пришлось потратить столько времени и усилий, прежде чем одержать победу, а понять, в силу чего этой новой модели удалось в итоге так много отвоевать у предыдущей. И секрет успеха церковной модели был в том, что церковники, говоря военным языком, заслали подрывников и шпионов в тыл к светской модели брака и со временем морально разложили противника. Священникам удалось выкроить себе поначалу небольшое место в брачной церемонии — они совершали акты благословения и изгнания злых духов, — потом передвинуть центр церемонии сначала из дома жениха или невесты ко входу в церковь, а затем и к алтарю. Кроме того, священникам удалось заполучить в руки юрисдикцию над браком и тем самым поставить этот институт под свой контроль. В результате они получили возможность проводить реформы, задавать правила и учреждать по своему личному усмотрению системы запретов.

В «Сером гусе» сохранились многочисленные положения о браке, относящиеся к поздним векам эпохи народовластия и созданные в этот поздний период. Согласно им, не всякие люди могли вступить в брак. Например, брак нельзя было заключить, если мужчина и женщина не владели совместно имуществом на минимальную сумму в 120 законных унций серебра (дисл. lǫgaurar), что в пересчете на сукно составляло 720 локтей, а также одеждой для повседневной носки. При этом им запрещалось иметь иждивенцев. Если бы кто-либо пожелал применять эти законы на практике, то редкий исландец получил бы возможность вступить в брак (можно предполагать, что в действительности эти законы применялись, только когда в брак собирались вступать влиятельные в округе люди). По оценкам Гуннара Карлссона, главного редактора издания «Серого гуся» 1992 года, на то, чтобы скопить столь значительную сумму, людям, не владевшим землей, требовалось не менее двадцати лет. Нет ни малейших сомнений, что никому не приходило в голову ждать возможности вступить в брак так немыслимо долго, и упомянутый выше закон де-факто не действовал.

Были и иные ограничения на брак — неимущественного свойства. Согласно требованиям римского престола, вступающие в брак не могли быть кровными родственниками ближе седьмого колена. Для Исландии с самого начала это ограничение снизили до пятого колена, то есть для вступающих в брак ближайшим общим предком могли быть прапрапрадед или — бабка. Если же кто-либо из вступающих в брак уже был ранее женат или замужем или, не дай бог, имел детей, то ситуация делалась еще сложнее, потому что в этом случае правило пятого колена охватывало уже не только вступающих в брак, но и их предыдущих супругов и отцов/матерей их детей. Не было на свете страны, где эти правила можно было бы соблюдать без того, чтобы не отказаться от института брака вовсе, и поэтому Четвертый Латеранский собор в 1215 году снизил планку до четырех колен. Альтинг утвердил это решение в 1217 году, но в таком тесном обществе, как исландское, даже это «послабление» делало поиск партнеров проблематичным, особенно если речь шла о детях влиятельных землевладельцев, желавших вступить в брак с человеком, равным себе по статусу.

Насчет слишком большого имущественного ценза для брака - насколько помню, исландские общины содержали неимущих или нетрудоспособных (помните частые упоминания нищенок в сагах?), однако, естественно, стремились уменьшить их число. С этой целью принимались как законы против бродяжничества, так и имущественный ценз. Впрочем, внебрачные дети были вполне обыденны.


Глава Институт побочных жен и социальные эффекты, с ним связанные

По меньшей мере в течение первых веков эпохи народовластия годи был одновременно и обычным землевладельцем, бондом. Точнее, годи был бондом, который владел годордом или его частью. Саги обозначают таких людей словами goði (годи), bóndi (бонд), goðorðsmaðr (букв, «человек с годордом») или hǫfðingi (главарь, хёвдинг, мн. ч. hǫfðingjar, образовано от дисл. hǫfuð «голова», ср. англ. head, нем. Haupt). Практически на всем протяжении эпохи народовластия годи жили просто как богатые землевладельцы среди других, чуть менее богатых землевладельцев и не представляли собой никакого особого сословия или социального класса, определенного законодательно. Отсутствие барьеров между годи и бондами подтверждается тем, что браки между теми и другими были делом совершенно обычным. Связи между бондами и годи упрочивались дополнительно с помощью так называемого института побочных жен, когда годи брали к себе на содержание наложниц из других родов. Дети, рожденные от таких побочных союзов, считались незаконнорожденными, однако, несмотря на это, получали, как правило, весьма внушительное наследство. В такой ситуации у годи не было стимулов поддерживать «чистоту рода», как это было принято у аристократов в континентальной Европе.

Жены в исландском обществе обычно принадлежали к тому же экономическому и социальному слою, что и их мужья, но зачастую не являлись единственными женщинами в жизни последних. В то же время и мужья, если судить по многочисленным примерам из саг, не являлись единственными мужчинами у своих жен. А поскольку люди жили на хуторах, удаленных друг от друга, внебрачные связи практически невозможно было хранить в тайне. В эпоху заселения многие женатые мужчины, как бонды, так и годи, имели наложниц-рабынь, которые назывались по-древнеисландски frillur (ед. ч. frilla, точнее friðla, букв, означает «возлюбленная» и связано с дисл. friðr «мир» и рус. «приязнь»). В течение XI века рабство в Исландии отмерло, но институт наложниц — побочных жен остался. Такие женщины иногда происходили из семей, равных по статусу роду мужа, но все же чаще из родов статусом пониже.

Когда женщина делалась побочной женой влиятельного человека, ее авторитет в глазах родни вырастал, а годи зачастую смотрели на родичей своих побочных жен как на надежных союзников, ничуть не хуже законных деверей и шурьев. В ряде ситуаций побочные жены имели большую свободу действовать в своих интересах, нежели если бы они состояли в законном, но не слишком удачном браке. Известна исландская пословица: «Лучше с добрым человеком жить наложницей, чем с мерзавцем законной заложницей»; впрочем, точный возраст этой пословицы установить трудно.

В «Сером гусе» о побочных женах не сказано практически ничего, но саги, особенно саги о событиях XII–XIII веков, содержат столь значительный объем информации о них, что один ученый написал буквально следующее: «Ни один читатель „Саги о Стурлунгах“ и саг о епископах не может не прийти к очевидному выводу: иметь наложницу или нескольких было в Исландии эпохи народовластия едва ли не обязательно; во всяком случае, речь идет о неотъемлемом элементе исландской культуры». Согласно этим источникам, в XIII веке, а вероятно, и раньше, «побочный брак» заключался как формальное соглашение. Ситуации, когда влиятельные годи заводили побочных жен, описываются в сагах как шаги по расширению сети родственных связей — обычный брак имел в этом смысле ограничения. Побочные браки упрочивали позиции годи как возможного представителя или союзника других влиятельных родов. Семьи же, поставлявшие побочных жен, тоже получали прибыль в виде упрочения уже их собственных связей с властной элитой. Особенно важны побочные браки стали в XIII веке, когда эффективность судов и тингов в плане обеспечения обычным землевладельцам защиты и безопасности значительно снизилась.